– Не видела.
– Они с господином Огюстеном друзья?
– Французский дух в них сильнее, чем в самом Наполеоне, – рассмеялась Соланж, чтобы отвлечь ребенка, но Руфь так внимательно рассматривала апельсин, словно видела его впервые в жизни.
– Он хочет купить меня?
– Милая девочка, с чего ты взяла?
Руфь пожала плечами.
– Нипочём не пойду в другое место, – помедлив, заявила она. – Хочется быть с вами.
– Если тебе вздумалось погрустить, лучше пойди и помоги другим слугам. Неемии, например.
– Неемии не нужна моя помощь.
– Поищи, кому нужна! – воскликнула Соланж и пошла на звуки музыки.
Поскольку Филипп Робийяр был холостяком и вёл соответствующий образ жизни, рождественский бал Робийяры устраивали у Пьера и Луизы, и, учтя возможные осложнения для хозяйки дома, Филипп не стал приглашать своих друзей-индейцев. В качестве компенсации он пристроился у чаши с пуншем, пока не накачается в лёжку для транспортировки домой. Не дойдя ещё до такого состояния, он со своим новым другом капитаном Форнье обсуждал несправедливое обращение с индейцами маскоджи и эдисто и добродетели французских плантаторов из Сан-Доминго. Несправедливости подробно разобрали, выразили сожаление и подняли тост за их забвение.
Последний из строителей нового особняка уехал четыре дня назад, их сменили слуги, пустившие в ход метлы, швабры и щётки. Пьер с Луизой и дочерью Кларой провели в новом доме всего две ночи.
Луиза истово гордилась им, Пьер же лишь задавался вопросом, так же ли смелы молодые английские архитекторы у себя на родине.
В традиционных саваннских домах-шкатулках в гостиных и смежных комнатах часто открывали двери так, чтобы создать для танцев беспрерывное пространство. А в доме Робийяра эти комнаты отделяли друг от друга центральный зал и лестница, откуда музыкантов было слышно, но не видно. В результате гости разделились на отдельные группы. Танцующие, члены Общества трезвенников и старики оккупировали гостиную, а те, что помоложе и без особых связей в обществе, плюс сильно пьющие, расположились в более уединённой задней комнате, где розовые пологи и раскрашенные купидончики должны были служить для удовольствия дам, вкушающих послеобеденный чай. Несмотря на сильные разногласия с архитектором, Луиза в честь сезона оформила арочное окно остролистом и развесила повсюду омелу. Это нарушение так оскорбило молодого англичанина, что он рассорился с заказчиком и, топнув ногой, выпалил:
– Я здесь больше не работаю. И ни за что не отвечаю!
Луиза считала, что присутствие архитектора украсит его творение, а высокий уровень его работы поднимет и престиж хозяйки. Поэтому она поспешно дала обратный ход, что было для неё нехарактерно; слуги убрали нежелательные украшения, а Неемию отправили за англичанином.
Но, увы, Неемия вернулся ни с чем.
– Он не хочет приходить, миссас. Этот человек напился и говорит чего-то.
– Что?
– Он говорит, что вы с массой Робийяром, вы «филистимляне», – озадаченно сообщил Неемия. – Филистимляне, это те, что в Библии?
В отсутствие Украшения вечера, Таланта, одарённого богатым воображением архитектора Луиза велела развесить веночки и омелу на место, а подругам сказала, что отпустила юнца погулять.
Но праздник шёл своим чередом и без него. Свечи весело горели в подсвечниках и канделябрах, отражаясь в настенных зеркалах и трюмо, и их огоньки плясали на хрустальном ободе чаши для пунша. С пуншем вечер начался вполне благопристойно, но после того, как немало весельчаков добавили в него содержимое своих фляг, праздник стал походить на еретическую вакханалию.
Бизнес братьев О’Хара по перевозке грузов пошёл в гору, и они присоединили к своему делу ещё торговлю упряжью, подержанными экипажами, прошлогодним сеном и грязным овсом по сходным ценам.
– Выгодное местечко, – говорил Джеймс О’Хара всякому, кто хотел его слушать.
До этого О’Хара напомнил капитану Форнье, что они прибыли на одном корабле, намекая, что у них равные возможности в Новом Свете, а теперь, смотрите-ка, какой прогресс. И О’Хара гордо оттянул большими пальцами свои широкие подтяжки.
Огюстен ответил ему по-французски.
О’Хара, ухмыляясь, по-гэлльски обозвал его дураком.
Когда объявили новомодный танец котильон, О’Хара вместе с другими мужчинами отошли от чаши, чтобы найти себе пару.
– Французский танец, – заметил Огюстен, вновь наполняя бокал.
– В отличие от американцев, – сказал Филипп, – мы, французы, всегда обращались с индейцами справедливо.
– А мы, плантаторы, всегда были добры к своим неграм! И вот как дорого французы расплачиваются за свой идеализм.
Что бы ни означали эти слова, Филипп с Огюстеном чокнулись бокалами в честь последней сентенции.
Музыканты надели лучшие из нарядов, отданные им хозяевами. Они изо всех сил улыбались, и шерстяная шапочка, лежавшая перед ними, готова была принять любые монетки, которые пожелали бы пожертвовать белые.
Из дальней гостиной вышел Неемия с подносом, угрожающе переполненным грязными бокалами.
– Там ещё больше, детка, – сказал он Руфи. – Захвати сколько сможешь, да смотри, ничего не разбей.
– Я тут не служанка, – возразила Руфь, сложив руки на груди.
– Деточка, ты слишком мала, чтобы знать, как мало у тебя прав.
В большей проходной комнате выстроились квадраты котильона, и самые смелые саваннцы – со смехом и извинениями – выполняли непривычные па.
Пьер Робийяр подошёл к Соланж с каким-то молодым человеком.
– А, миссис Форнье. Это мой друг Уэсли Эванс, который, как вы можете догадаться по его весьма скромному наряду, истинный янки. Он приехал к нам из Коннектикута. Уэсли – незаменимый помощник мистера Эли Уитни. Нам с Уэсли случается быть партнёрами при торговле хлопком, и он в этих делах разбирается лучше меня. Но я всё-таки тоже стараюсь понять, что к чему. Делаю всё от меня зависящее, дабы не добавлять хлопот капитану Форнье. Где этот добрый малый? Он не танцует?
– Он с вашим умным кузеном Филиппом решает Индейский Вопрос.
Пьер расплылся в улыбке:
– Этой работе, как скрипучей тележной оси, необходима смазка.
Рядом с мужем возникла Луиза:
– А, очаровательная миссис Форнье со своей чудной служанкой. Граф Монтелон вспоминал её.
Вышеупомянутый джентльмен стоял в противоположном конце комнаты, скрытый танцующими, заполнившими середину.
– Как мило с вашей стороны, что вы присоединились к нам сегодня вечером, миссис Форнье. Рождество – время совершенно особенное, не правда ли? Мой дорогой Пьер, – добавила она, крепко сжав ему руку, – боялся, что мы не успеем подготовить наш новый дом, но мы трудились день и ночь.
