Ракоту-нынешнему предстояло совершенно иное.
…И ещё он должен вернуться к Райне.
Просто должен, и всё тут.
Первый шаг он сделал, почти не ощутив.
Давно отложенные за ненадобностью чары, тщательно разработанные в своё время, отполированные, доведённые до совершенства. Так начинал Истинный Маг Ракот.
Новый Бог Ракот вздрогнул, ощущая давно забытое, – Тьма, беззвучно плакавшая, подобно раненому зверю, вздрогнула, словно старый боевой конь, вновь услыхавший знакомые рога, призывающие к битве.
Вздрогнула и тёмная пуповина. Вздрогнула, судорожно сокращаясь и растягиваясь вновь, точно спеша заглотить ещё и ещё, как можно скорее, как можно больше!
Страх. Это Ракот умел чувствовать очень хорошо. Он помнил ужас, царивший в Обетованном, когда его армии подступили к самым его пределам – и знал, что тёмной пуповине сейчас каким-то образом передаётся страх её создателей.
Первые заклятия Восставшего потянули на него поток, изливавшийся из Кипящего Котла. Над чёрной обсидиановой чашей взметнулся гейзер, окутанный паром – столб мутной тёмной воды, пронизанной алыми цепочками пузырей.
Скорее, ещё скорее. Уже не Истинный Маг – Новый Бог Ракот не плёл заклинания, не составлял мыслеформы, не «поворачивал мир вокруг себя». Он просто вбирал и вбирал в себя Тьму и сам растворялся в ней.
И одновременно словно рос, расталкивая плечами облака, возвышаясь над Кипящим Котлом. Его взору открывались огненные бездны, откуда поднимались – во множестве – непроглядные чёрные тучи. Поднимались и обрушивались вниз, исчезая в Кипящем Котле лишь для того, чтобы через мгновение сделаться добычей Восставшего.
Тьма быстро вспомнила, кто был её повелителем. Кипящий Котёл отвечал на самое тонкое, самое незаметное движение воли Восставшего.
За окрестностями Источника, за пламенеющими провалами, тянулись бескрайние равнины «обычной» Межреальности. Границы и пределы обычных миров, открытых потокам магии, и угрюмые глобулы миров закрытых, где волшебство существует лишь в детских сказках.
Нет, он оставался тем же Ракотом, сейчас – тёмным вихрем, нависшим над Кипящим Котлом. Но горизонт его взора всё расширялся и расширялся; Тьма устремлялась к нему со всех концов Упорядоченного, омывала его, окатывала нескончаемым невидимым потоком.
Она слишком долго оставалась без хозяина.
* * *
Воительница Райна, она же – валькирия Рандгрид, Разбивающая Щиты, недвижно застыла на гребне крепостной стены. За её спиной лежал Асгард Возрождённый, шелестели ветви Иггдрасиля, под корнями священного ясеня журчал Источник Магии, до сих пор безымянный; сверкали на солнце золотые щиты, коими крыта Валгалла; а через пустые равнины Иды на крепость асов надвигалось вражье войско.
Шла фаланга рыцарей в белой броне. Жались по бокам их строя кучки каких-то закутанных в лохмотья женщин, явно ведьм. Уж их-то Райна повидала на своём веку достаточно, чтобы отличить сразу.
Райна видела и чародейку в белом платье, предводительствовавшую войском. Видела, как её ведьмы играючи остановили Фенрира; видела, как, обратившись в огненный вихрь, она крушит врата Асгарда; видела – и ничего не делала.
Так сказал отец. Ас Воронов, великий О́дин, владыка Валгаллы. Его приказ был ясен, чёток и недвусмыслен.
– Ты ничего не сделаешь, Рандгрид, пока я не разрешу.
Остальные асы, хоть и живые, хоть и в истинной плоти, оставались словно зомби; равнодушные и безучастные, они так и сидели подле трона Отца Дружин.
А там гостя от Дальних сменила старая знакомая. Гулльвейг.
…Она возникла, как всегда, из ниоткуда. Странная, непонятная, неведомая Гулльвейг, служащая невесть кому. Отчего-то там, где появлялась она, дремавшие было войны оживали вновь, лилась кровь, скрежетала сталь, пылали деревни – а сама Мать Ведьм благополучно исчезала.
И ещё она всегда оказывалась на стороне победителей.
Она возникла в Валгалле внезапно, как всегда, в странной своей чёрно-золотистой броне. Вот только что её не было – а вот она уже здесь, словно всегда тут стояла.
– Приветствую великого О́дина, Отца Дружин. – Она слегка поклонилась. – Вижу, ты уже принял меры, чтобы нашей беседе никто б не помешал.
– Не стоит утруждать моих сородичей, только что вырвавшихся из смертной тени тем, что им пока не по силам осмыслить.
– Разумное решение, – кивнула она. – Не стану разводить долгих речей, великий ас – я тут, чтобы тебе помочь. К твоей твердыне движется армия чародейки Сигрлинн. И, несмотря на великого Фенрира, боюсь, тебе не выдержать их штурма.
Рандгрид глядела на отца.
Лицо Старого Хрофта казалось выкованным из стали. Не дрогнет щека, не моргнёт глаз. Руки опущены на подлокотники трона, застыли, замерли, но в них нет напряжения, испуга или гнева.
«Он должен, ну должен же он наконец что-то сделать! К Древним возвращается сила, может, теперь они поквитаются с этой Гулльвейг, раз за разом оказывающейся у них на пути?!»
Однако О́дин молчал. Смотрел прямо в лицо Гулльвейг и молчал. А Райну охватывал сейчас жгучий стыд – пустой Асгард со всё ещё не живыми по-настоящему асами казался нарумяненным трупом в нарядных одеждах, приготовленным к бальзамированию…
Пальцы Райны тискали эфес, однако она пыталась сохранять ту же невозмутимость, что и отец. Поистине, им ещё предстоит научить незваных гостей уважению – чтобы входили как подобает, по вежеству, а не возникали внезапно из ниоткуда, словно ввалившись в придорожный трактир. Эх, эх, нет больше ни множества эйнхериев, ни стражи…
Да и асы, получается, до конца ещё не вернулись.
Кажется, если Гулльвейг не растерялась, то, во всяком случае, её изначальный план дал трещину.
– Отчего ты молчишь, могучий О́дин? Тебя не занимают принесённые мною вести?
И вновь Отец Богов промолчал. Лишь поднялась его правая рука с выставленной ладонью.
Гулльвейг осеклась. В огромном зале воцарилась тишина, Ас Воронов глядел в глаза незваной гостье, а она глядела на него, словно бросая вызов.
Наконец О́дин заговорил, и слова его не были речью учтивого хозяина.
– Я слишком долго терпел твои визиты, Гулльвейг. Больше в мой дом без приглашения ты не зайдёшь.
Райна успела заметить презрительно дрогнувшие губы гостьи, прежде чем гримаса исчезла, уступая место привычно-фальшивой улыбке. Гулльвейг, похоже, собиралась ответить колкостью, но с уст её не сорвалось ни единого слова.
Потому что неведомая сила начала медленно, но неуклонно выталкивать её прочь из огромного зала, прямо к дверям.
Гулльвейг огромным усилием постаралась скрыть изумление. Её латные сапоги упёрлись в каменный пол, железо заскрежетало по граниту, но ничего не помогало. Выставленная ладонь Отца Дружин словно толкала и толкала её в грудь, пока Гулльвейг не оказалась уже на самом пороге.
