– Первая шеренга, два шага вперед шагом… марш! – Голос у начальника отдела оказался раскатистый, со следами былого строевого опыта. – Кру-гом!
По словам незабвенного генерала Корзинкина, сейчас даже американские шпионы в ЦРУ не знают толком, какая форма у нашей милиции. Не говоря уже о самом Министерстве внутренних дел. Орлы, кокарды с гербом еще Советского Союза, мало кому понятные триколоры различной формы… Штаны с лампасами, заправленные в парашютно-десантные бутсы, кепки пяти различных цветов и фасонов – что уж тут возмущаться по поводу стрижки или отсутствия шелкового кашне?
– Вольно!
Горели синим пламенем сроки по материалам, выпрыгивали из розеток полные агентурной информации телефоны, кто-то кого-то крушил сковородкой в очередной коммунальной склоке, под запертыми дверями опорных пунктов роились первые утренние заявители, но… Личный состав выполнял предписанное квартальным планом мероприятие.
День, разумеется, пошел насмарку – даже после окончания смотра, когда позади оказался и «разбор полетов» в неприбранном актовом зале, настроиться на что-то серьезное просто уже не было ни сил, ни желания. Хотелось спать, а по коридорам и кабинетам слонялись, норовя потрепаться или просто напомнить о своем существовании, косяки участковых, откомандированных еще в незапамятные времена милиционеров и даже невесть откуда взявшийся районный инспектор лицензионно-«разрушительной» системы. Сначала размялись чайком и консервами из так называемых «тревожных» чемоданов, потом, когда проверяющий укатил восвояси, послали гонцов, справедливо решив, что если уж собрались в кои-то веки – грех пожирать продовольствие вхолостую.
К обеду особо напившихся не было, но и трезвый абсолютно человек, случись ему оказаться в отделе, выглядел бы по меньшей мере подозрительно. Начальство махнуло на все рукой и только застенчиво опускало глаза, проходя через темно-лиловые от табачного дыма коридоры. Оперативно-инспекторский состав платил им взаимностью: субординация – дело святое, поэтому громкость и матерная насыщенность диалогов моментально снижались, стоило появиться в поле зрения руководящему силуэту.
– Саныч, ты не прав!
– Да не хочу я больше… Не лезет.
– Ну по последней?
– Нет, хватит.
Гришин, кажется, всерьез приготовился обидеться. Литровый «Асланов» в его руке чуть вздрогнул и начал обратное движение от виноградовской рюмки. Владимиру Александровичу стало неудобно:
– Ладно! Чисто символически.
– Другое дело… – Заместитель начальника уголовного розыска с подчиненными вообще-то не выпивал, но по возрасту и выслуге Виноградов был ему почти ровней. Третьим за столом укоренился взводный, которого, как и положено по должности, звали Иваном. – Будь здоров!
– Ага!
– Поехали…
Положенный набор тостов поисчерпался, поэтому очередную бутылку приканчивали уже с минимумом формальностей.
– Владимир Александрович! – обратил на себя внимание селектор голосом Филимонова. Взводный почему-то прижал палец к губам, Гришин пожал плечами и приготовился прятать пустую тару, а Виноградов чуть не уронил на пол кусочек сайры.
– Владимир Александрович! – уже настойчивее рявкнул динамик.
– Да? – приблизился к динамику оперативник.
– Зайдите.
– Иди… Зажуй только, на вот! – благословил Гришин.
Начальник отделения если и выпил, то значительно меньше, чем Виноградов.
– Присаживайся.
Владимир Александрович попытался изобразить на лице постоянную готовность к подвигу.
– Что по мокрухе?
Собственно, новостей по делу об убийстве не наблюдалось. Между стаканами Виноградову удалось-таки за сегодня дозвониться до ресторанного швейцара: тот лежал на больничном, отвечал охотно и с энтузиазмом, но ничего существенного сообщить не смог. Убитого? Да, разумеется… Остальных посетителей как-то даже и не запомнил, люди как люди, а этот странный был: мялся перед входом, потом подошел, спросил, есть ли места свободные… Прямо как в старое время! Насчет сумки не уверен, но вроде имелась. А может, и нет, но если товарищ оперуполномоченный располагает информацией, то… Кстати, клиент, покойник то есть, еще перед тем выпил, потому что запашок чувствовался.
После ряда наводящих вопросов швейцар припомнил, что – да, были трое, как охранник описал, пришли почти сразу после убитого. Еще Пушкин был, потом пара супружеская, мужик здоровый с приятелем, они не первый раз уже… Девка одна, без кавалера, деловая такая, а остальных, человек десять, он, даже если нос к носу столкнется, не узнает. Да уж, всех клиентов запоминать – запросто свихнешься, их же в день знаете сколько проходит?
В зал он заглядывать привычки не имеет, а шума никакого не услышал, потому что у Сашки колонки эти дурацкие так орут постоянно, что будьте-нате. Встревожился, только когда народ наружу повалил. Но поздно… Пока первых хватал, чтоб не убежали, – кто-то, сволочь, заехал по затылку, свалил. Туши фонарь! Как будто танками проехались. Но сейчас уже ничего, только грудина побаливает да тошнит немного.
Владимир Александрович по возможности корректно прервал медицинскую исповедь ветерана, переписал себе номер и серию больничного листка, после чего с чистой совестью вычеркнул еще один пункт из плана. Можно было, конечно, для понта отправиться к свидетелю на Гражданку, допросить его, как положено, но зачем? Пусть вислоносый горбатится. А видавший виды Виноградов ограничился простенькой справкой без даты, написанной от руки и способной помочь выкроить некоторое количество времени для личных, неслужебных нужд.
Поэтому в лишние подробности он вдаваться не стал, ограничившись вместо ответа на вопрос непосредственного начальника многозначительным мычанием.
– Плохо! – констатировал Александр Олегович.
Виноградов миролюбиво кивнул.
– Домой сегодня пораньше хочешь уйти?
Тут уже кивком отделаться не получилось – подобная забота руководства таила в себе, как правило, массу пакости:
– А что?
– Завтра дежурным заступаешь, по отделу. Якимов заболел.
– На сутки? – застонал Владимир Александрович. Двадцать четыре часа в компании бомжей и алкоголиков – это было не самое приятное времяпровождение. – Больше некому?
– Наша очередь. Уголовного розыска…
Действительно, существовал график подмен, и изменить тут что-то считалось делом невероятным.
– У меня же материалы… Три дела уголовных…
– А у других что?
– Да-а… Понял. Можно идти?
– Топай! Зайди доложись только, что предупрежден.
…Штатный дежурный после суток всегда отдыхает – как правило, семьдесят два часа. Причем первую половину этого времени он моется, отсыпается и элементарно приходит в себя, а более или менее адекватно воспринимать окружающий мир может только на третий свой выходной день. Жена одного из виноградовских сослуживцев рассказывала, что первые годы после выхода на пенсию ее муж, просидевший в дежурной части около десяти лет, каждую четвертую ночь глушил себя таблетками, но, не в силах заснуть, вставал и до утра курил под открытой форточкой. Он стремительно, молниеносно спился и умер «от сердца», не дотянув до пятидесяти.
