– Ой, да не верьте вы в приметы! Интеллигентный человек, профессор… Не стыдно? – укоризненно замотал головой лысый.
– Не стыдно! Я в приметы не верю, я их просто принимаю к сведению.
– Зачем?
– Хорошая примета – она вселяет в человека дополнительную уверенность. Стимулирует некоторым образом… Ну а дурные приметы заставляют насторожиться, собраться лишний раз.
– Что ж… Умно! – кивнул генерал.
– Смотри-ка, минута в минуту…
Сначала из самолетного люка вылупилась приветливая стюардесса, за ней – мордоворот в асфальтово-сером костюме. Потом на трап шагнул пасмурный господин, не исчезавший последние месяцы с телевизионных экранов. Дежурно помахав пятерней в сторону представителей средств массовой информации, он обозначил приветственный кивок всем встречающим, после чего спустился на землю.
– Господи, пронеси, – шевельнул губами лысый и подался вперед: очкарик уже пожимал протянутую руку. – Добро пожаловать!
– Здравия желаю! – Генерал козырнул и в свою очередь удостоился рукопожатия.
– Как долетели? Мы рады приветствовать вас здесь от лица демократической обществ…
Гость слушал несколько рассеяно, улыбаясь краешками рта и высматривая кого-то в ближнем окружении «первых лиц».
– …всегда отличала верность идеалам российской государственности и общечеловеческим ценностям!
– Да-да, спасибо. – Почтительно отодвинув очкарика, гость неожиданно проскользнул между ним и генералом. За три шага преодолев расстояние, отделяющее его от чиновничьего полукольца, виновник церемонии остановился напротив ничем не приметного старичка:
– Здравствуйте!
– Добрый день. – Суворовский хохолок с достоинством наклонился и тут же принял исходное положение. Лицо, худощавое, в тоненькой паутине старческих красных прожилок, казалось обманчиво беззащитным.
– Все в порядке?
– Да, пожалуй.
Вокруг них сразу же образовалась своеобразная полоса отчуждения – генерал, его собеседник в плаще и даже очкастый зануда непроизвольно замкнули круг, смешавшись каким-то непостижимым образом с остальными «официальными лицами».
– Прошу вас… Моя машина готова? – не оборачиваясь, поинтересовался гость.
– Конечно!
– Тогда мы поедем… вдвоем.
Он подхватил старичка под локоть, увлек его за собою, заставив заторопиться в стеклянное чрево аэропорта всех: правительственную охрану, прибывшую вместе с ним, встречающих, журналистов, несколько мгновений назад выпущенных из загона…
– Несколько вопросов! Информационное телевидение!
– Газета «Невские берега»! Что вы думаете по поводу?..
– Радио «Вольный город» – только два слова!
– Господа! – Гостю такого уровня полагался референт, и он, разумеется, оказался на месте:
– Господа! Завтра утром, в восемь тридцать, в пансионате «Светлые ночи» состоится пресс-конференция. Транспорт автобусами, от мэрии и от Городского собрания, сбор в полвосьмого. Прошу не опаздывать!
Журналисты загомонили, кто радостно, кто возмущенно.
А на площади перед аэропортом уже формировался кортеж. Антрацитово-черные, реже – белые номенклатурные автомобили рычали и рявкали в несколько сот лошадиных сил, томился поодаль ОМОН, отборные парни из спецбатальона ГАИ весело переругивались, предвкушая лихую гонку. Сотрудники в штатском рассаживались по машинам, кто-то кашлянул на пробу в мегафон…
Покосившись на остановившегося в двух шагах русого супермена с карточкой-«вездеходом», водитель головного «мерседеса» закончил жаловаться на слесаря:
– Понимаешь, Максимыч… Я спрашиваю: «Ключ на тринадцать есть у тебя?» А он: «Есть, но мало». Козел ведь?
– Точно. Сволочь и куркуль!
Русоволосый немного переместился и занял позицию на пути между выходом из здания и автомобильной шеренгой.
– Та-ак! Приготовились все!
Лица, развернутые в одну сторону. Десятки любопытных глаз… Стриженые затылки тех, кому положено просматривать доступы к охраняемой персоне.
– Ну-ка, все – по машинам…
Процессия вывалилась на площадь – быстро и плотно, как паста из тюбика. Подполковник вцепился взглядом в лицо старика, а тот, издали заметив его русую, почти обесцвеченную солнцем макушку, до самой последней секунды изображал увлеченность беседой:
– Разумеется… Ситуация на Востоке беспокоит не только министра…
Только поравнявшись с огромной, плечистой фигурой подчиненного спросил, – молча, намеком на жест, едва уловимым движением многолетних морщин: как? нормально? сработали?
Да, ответил на том же языке подполковник. Все сделано.
– …потому что еще в Писании сказано: все испытывайте, хорошего держитесь!
– Не могу не согласиться. Как погода в Женеве?
– Да и не понял толком, сами ведь знаете… Прошу!
– Спасибо.
Мягко закрылись двери шикарного лимузина, начальник охраны распорядился в нагретый ладонями микрофон – и милицейская «вольво» с мигалками ринулась вперед, расчищать трассу. Вслед за ней, с места стремительно набирая скорость, двинулись остальные…
Подождав, пока опустевшая было площадь перед аэровокзалом не начала потихоньку заполняться озабоченным людом, русоволосый направился к паркингу. По пути отстегнул «вездеходный» пропуск, сунул его в карман – надо будет сдать с утра, подводить никого не хотелось, тем более что и нужды в этом особой нет.
Он забрался в машину, включил зажигание… Наступала короткая фаза инерции, так русоволосый называл состояние, когда операция, в сущности, завершена, все необходимые активные действия выполнены и остается только отслеживать нормальное развитие цепи событий.
В редких случаях требовались дополнительные усилия, чтобы довести задуманное штабом до конца. До логического конца…
– До метро подбросите? Десять баксов.
– Нет, простите. Занят!
С деньгами у подполковника все было в порядке.
* * *
– Второй-то… он что за мужик был?
Вопрос прозвучал нехотя, только чтобы не дать окончательно застояться предутренней тишине.
Дагутин устало приподнял веки:
– Нормальный мужик… Теперь-то чего уж! Отставник.
Непонятно почему, но это показалось всем исчерпывающей характеристикой. Опять замолчали, и Виноградов некстати вспомнил дагутинское, перед дверью: «…Я сейчас с ним потолкую!»
Не потолкует теперь.
Соседа угробили сразу же, вместе с Завидовским – может, чтобы свидетеля лишнего не оставлять, а может, просто чтоб под ногами не мешался. Даже прятать никуда не стали, так и лежал бедняга посреди кухни, со стаканом в руке и дырою в затылке… Когда прибыла опергруппа, из крана еще вытекала тоненькой струйкой вода.
