– Да не в том беда! Просто вместо того, чтобы тренироваться получше да побольше, меньше пить да за бабами бегать, этот самый второй состав бухнулся в ноги начальству: «Отцы родные! Укротите супостата!» Те, конечно, вняли. И обязали всех, кто против их любимой команды выступит, ну, скажем… играть без вратаря. И без шнурков на бутсах.
– Это ты загнул!
– Ничего не загнул… При таком раскладе дело пошло! Не так все же, как раньше, но за монополию свою на чемпионство можно было не тревожиться.
– Натяжек много в твоей картиночке.
– Допустим! Но в целом – так оно и есть.
– Да ничего подобного.
– Ничего подобного? Когда адвокатура хоть какую-то роль начала играть – что, не взвыли сыщики и менты?
– Было дело. Но теперь, по новому закону…
– Вот именно! Проще простого – шнурки отобрали да вратаря к штанге за ногу присобачили, на цепочку… Снова не надо насчет доказательств мучиться, думать, что, если случайно подследственному сапогом по рылу заедешь, отвечать придется…
– Опять утрируешь!
– Слушай! Если бы всю энергию, которая ушла на пробивание этого закона, ребята в погонах на дело направили…
– Пошел ты…
– Ладно, мужики! Теперь-то чего уж… Что выросло – то выросло.
– Действительно… Курить, значит, совсем у нас нечего?
– Отобрали, сволочи! Только-только пачку распечатал…
– «Кэмел»?
– «Ратмане»…
– Тоже неплохо. – Борис Дагутин, второе лицо в региональном профсоюзе частных сыщиков, несмотря на семь пудов собственного веса и ломаный боксерский нос, походил сейчас на обиженного ребенка. – Фашисты!
– Сам такой был, скажешь – нет? – не удержался от подначки Лелик. Он даже перестал ворочаться на узких и почему-то засаленных нарах – это койко-место явно не было рассчитано на его долговязую костлявую фигуру.
– Кто – я? Да ты чего, парень…
– Лелик, не заводись! А ты, Боря, тоже… видишь же, молодой человек в первый раз, нервничает.
– А что мне нервничать? Что нервничать? Поду-маешь!
– Еще про правовое государство скажи. Тогда точно врежу.
– Ладно, хватит. Давайте жить дружно…
Владимир Александрович Виноградов поправил под головой сложенную в комок нейлоновую куртку, свернулся калачиком и в очередной раз попытался заснуть.
– Брось, Саныч! Утро скоро.
– Сколько, интересно, времени?
– Восемь, наверное. Или около того… – Часы тоже отобрали вместе со всем остальным. Очевидно, чтоб кто-то из задержанных не вздумал вдруг вынуть стекло да вскрыть себе вены? Или просто инструкция такая?
– Жрать чего-то захотелось.
– И бабу в перьях?
– А почему в перьях?
– Не знаю! – честно признался Лелик.
Камера была вполне приличная – крашеные стены, подобие унитаза… Вытяжка, правда, слабовата, но требовать от помещения без окон, чтоб постоянно пахло озоном, по меньшей мере неразумно. И не так уж сильно воняло, если притерпеться…
– Во сколько тормознули нас?
– Еще часу не было.
– Там в протоколе козел этот, капитан, записал: «двадцати три часа, пятьдесят минут»…
– Значит, так и было. Милиции надо верить!
– Ну я им, гадам…
– Уймись! – Никакого желания в очередной раз выслушивать, что сделает Лелик с беспредельными ментами, когда выйдет на волю, у Виноградова не было.
– Тихо…
Там, снаружи, кто-то приблизился к двери. Нехотя лязгнул засов.
– На свободу – с чистой совестью!
– Заткнись-ка…
В проеме нарисовался хмурый сержант. Медленно ощупал глазами интерьер и его обитателей:
– Пошли на выход!
– Все?
– Кто хочет, может еще посидеть.
– Шутни-ик!
Дагутин шагнул вперед, потеснив замешкавшегося милиционера. За ним – Владимир Александрович. Последним – Лелик, демонстрируя выдержку и самообладание.
– По коридору прямо!
Поравнявшись с пластиковым окошком дежурной части, Дагутин вопросительно шевельнул массивным черепом:
– Ну? Опять сюда?
– Дальше! Направо по лестнице, второй этаж…
– В пыточную, как пить дать…
– Может, просто расстреляют?
– Разговоры! – одернул резвящихся подопечных конвоир. Одернул, но как-то формально, вполсилы…
Это был хороший знак. Не то что вчера!
А вчера – что? Не такие уж пьяные были. Возвращались же по домам, у метро Лелику бананов купить приспичило… Любимой девушке! Мирно выбрали восемь штук, два килограмма. Как – два? Дернуло-таки Виноградова возмутиться: ценника нет, весы на каком-то ящике стоят-качаются. Гиря – то ли самодельная, то ли вообще непонятно откуда… И накладные где? Разрешение на торговлю?
– Странный вы народ, бывшие обэхаэсэсники, – сказал потом Дагутин, – не любите, что ли, когда вас дурят? Смири гордыню, братишка, кончилось наше время…
Но это – потом, в КПЗ, а тогда и сам Борис грохотал во всю мощь тренированного баса: что за дела? торговую инспекцию сюда вызвать! И Лелик тоже – насчет прав потребителя понес, про то, что завтра же все депутаты… Ерунда, короче.
А девка-лоточница глазками своими телячьими поморгала, покивала-покивала молча, а потом – засеменила куда-то, за уголок.
И вернулась скоренько. На пару с сержантом…
Поначалу вроде объяснить пытались, доказать что-то. Потом – слово за слово… Мент еще двоих, тоже, видать, торговцами прикормленных, коллег своих из пикета высвистал. Осмелел, дубинкой размахивать начал! Зря, наверное.
Потому что – упал. Не совсем сам по себе, но…
Они ведь, наряд этот доблестный, пожалуй, еще попьянее, чем Виноградов с компанией, были: конец смены, вечерний оброк собран…
Короче – пришлось сдаваться. И следовать в отделение на предмет составления протокола. До утра, пока начальство не соизволит прийти разобраться со злостными нарушителями общественного порядка.
Судя по всему, начальство на службу явилось.
– Разрешите?
Из-за двери с соответствующей латунной табличкой глухо и сердито отреагировали. Слов разобрать было невозможно, но, ориентируясь на интонацию, милиционер налег на ручку:
– Заходь!
Первым делом Виноградов посмотрел на дежурный портрет над столом – он всегда так делал, оказываясь во властных кабинетах. Иногда помогало сориентироваться, между прочим… На этот раз понять что-либо оказалось сложно – не Ленин, не Дзержинский, даже не положенный в последнее время Борис Николаевич. Надо же – Горбачев! То ли хозяин был твердокаменным приверженцем «минерального секретаря», то ли просто – получил служебное помещение от предшественника, да так и не трогал в нем ничего, занятый более важными делами.
