– После первого раза, еще когда я насчет Татьяны из гостиницы выяснил, помощник прокурора попросил всё по этой версии и дальше лично ему докладывать.
– Через голову милицейского начальства?
– Да. Говорит – дескать, разработка перспективная, но необходимо предотвратить утечку сведений в прессу, и вообще… Я тогда решил, что он просто хочет примазаться.
– Любой бы так подумал.
– Да наплевать! После того как мы с вами на лестнице «Первопечатника» встретились, я в отдел кадров прошел. Девушкам-красавицам наплел с три короба, пошарил аккуратненько по архиву, но потом кто-то Службу безопасности высвистал – и началось! Понабежали, устроили шум-гам, чуть ли не в драку… Думал, выкинут меня из окошка, вместе с милицейской ксивой.
– Да, ребята там горячие, – кивнул Виноградов, непроизвольно дотрагиваясь до отметины над бровью. Больше видимых следов ночного нападения ни на лице, ни на теле уже не осталось, но и этого было достаточно. – Значит, все же что-то успел накопать?
– Успел!
– Молодец, – отвел глаза от довольной физиономии подзащитного Владимир Александрович. А про себя подумал, что лучше бы наоборот – тогда не пришлось бы им с парнем сейчас сидеть друг напротив друга на привинченных к полу стульях.
Но тот уже упивался своим недавним успехом:
– Раздобыл! Полный список уволенных из фирмы за последние годы. Представляете?
Виноградов представлял – более того, после сегодняшнего визита к помощнику прокурора он даже догадывался, чью фамилию помимо разыскиваемой обнаружил на листке «удачливый» оперативник.
– Лукашенко? Олеся Ивановна…
– А вы откуда знаете? – опешил Денис.
– Верно? – не ответил адвокат.
– Верно! Она проработала в транспортно-экспедиционном отделе «Первопечатника» почти год. И уволилась одновременно с Татьяной, своей подружкой. Та через кого-то устроилась в гостиницу, а Олеся, видимо, подалась до дому…
– И ты об этом, конечно, сразу же сообщил своему приятелю-прокурору?
– Приятелю! – Нечаев прошипел сквозь зубы какое-то нецензурное ругательство. Потом кивнул: – Да, сообщил. Как договаривались…
– А он?
– Попросил срочно приехать к нему со списком и другими рабочими записями. Подробно так выслушал, сволочь, забрал бумаги и велел никому до времени не докладывать.
– Потом что было?
– Ничего. Меня с утра вызвали в РУВД, а там забрали.
– Значит, бумаги у него… Боюсь, что отопрется!
– Ерунда! Я все равно почти наизусть помню – и эту выписку из отдела кадров, и прочее по делу Лукашенко.
– Придется забыть.
– В каком смысле – забыть?
– На всю оставшуюся жизнь – если, конечно, собираешься провести ее на свободе.
Виноградов убедился, что собеседник внимательно следит за каждым его жестом и приложил к губам указательный палец. Потом покосился на вентиляционную отдушину под самым потолком следственного кабинета – микрофон мог располагаться или в ней, или в электророзетке:
– Ты меня понимаешь, Денис?
Тот проследил за взглядом адвоката, сглотнул слюну и медленно опустил веки:
– Кажется, да…
Владимир Александрович еще раз для верности одними глазами показал собеседнику на места установки подслушивающих устройств, потом на свои уши. Продолжил:
– Ничего особенного! Просто тебе надо раз и навсегда забыть о той давней истории с Олесей Лукашенко. Умерла так умерла… С кем не бывает?
– Хорошо, – кивнул Денис.
– И про папашу ее – тоже забудь!
– Как это, Владимир Александрович? Подождите, я же ведь в оперативно-следственной группе?
– Ну, сейчас ты, допустим, в камере! – вполне резонно поправил Нечаева адвокат. – Не беспокойся.
Денис вслед за Виноградовым посмотрел в сторону отдушины под потолком:
– Я согласен!
– Вот и правильно! – похвалил Виноградов. – Поверь, Денис, – плетью обуха не перешибешь…
– Что я должен сделать?
– Ничего! Завтра утром тебя выпустят – даже без предъявления обвинения. Походишь некоторое время подозреваемым, а потом через месяц-полтора уголовное дело прекратят за недоказанностью.
– А дальше?
– Служи. Уволить тебя не имеют права, если что – восстановим по суду.
Собеседник сглотнул слюну и кривовато усмехнулся:
– А если я…
Тут уже забеспокоился Виноградов:
– Не советую, Денис. Сделать из тебя в любой момент обвиняемого – это для нашей прокуратуры даже не вопрос. Изберут мерой пресечения содержание под стражей… и привет! При таком раскладе ни один адвокат из ментовской камеры не вытащит.
– Даже вы?
– Тем более – я! – рявкнул Владимир Александрович. Но потом сбавил тон: – Послушай, парень… Не корчи из себя рыцаря на белом коне, ладно? Это же с каждым могло случиться. Сунулся по молодости куда не положено, получил по носу – так делай выводы! Считай, что еще повезло.
– Повезло?
– Конечно! Могли просто без объяснений законопатить лет на пять в Нижний Тагил… Или того хуже.
И в этот момент Нечаев сорвался в истерику:
– Да согласен я! Согласен! Господи, ну за что? Буду молчать, забуду про все… Зачем мне это надо? Господи!
Наверное, он даже чуть-чуть переигрывал, но в целом получилось вполне естественно.
– Успокойся, Денис… Успокойся! – бросился к своему подзащитному Владимир Александрович. – Немного осталось…
И только когда убедился, что молодой оперативник понемногу приходит в себя, нажал на кнопку вызова дежурного по изолятору.
* * *
– Ну, и что вы на это скажете? – Палец Андрея Марковича по-хозяйски лег на сенсорный переключатель магнитофона: – Дальше ничего интересного…
Он прослушивал запись не в первый раз и прекрасно помнил, когда диалог сменится равномерным шипением пленки.
– Какая разница. Вы же все равно поступите по-своему?
– Разумеется. И все-таки?
– Нельзя его было выпускать! – Без формы с серебряными погонами помощник прокурора выглядел не привычно-суровым представителем власти, а просто хорошо одетым молодым человеком из состоятельной семьи.
– Почему?
– Потому что я не верю ни единому слову! Ладно – этот сопляк, но насчет адвоката…
– Допустим. Что предлагаете?
– Пусть сидит! По крайней мере – под присмотром.
– До каких пор?
– Сколько понадобится! – пожал плечами помощник прокурора.
