Судя по всему, ситуация изменилась после обеда, незадолго до отхода. Видимо, кампания с «Чернышевского» повстречала знакомых… Вахтенный матрос заметил, как «братва» обнималась у трапа, потом началось суматошное хождение туда-сюда – и отделить своих от чужих стало практически невозможно.
А потом сменились матрос и вахтенный штурман, трижды по традиции громким гудком просигналили с мостика, и белоснежный речной теплоход отправился в обратный путь. Восторженные интуристы помахивали на прощание остающимся на берегу и делали последние снимки – не зная еще, что ожидает их грядущей страшной ночью. Ни о чем не подозревал и экипаж: к ужину злополучная мужская кампания вышла даже не в полном составе и в изрядной степени подпития. Само по себе это криминалом считать было нельзя, обычное, в общем, дело – но именно с ресторана начался отсчет последующей цепи трагедий и драм…
Пассажирский помощник по должности своей – немного психотерапевт, немного дипломат, немного массовик-затейник и администратор. Состояние смутной тревоги не покидало его с первого взгляда на этих людей… И увидев, что соотечественники, не обращая никакого внимания на остальных посетителей ресторана, режутся в карты прямо на уставленном посудой столе, он ещё некоторое время раздумывал, стоит ли делать им замечание. Но когда на пол со звоном упали задетые нетвердой рукой одного из игроков бокалы – пришлось подойти.
Замечание в вежливой форме… Грубая матерщина в ответ. Тогда до страшного не дошло – один из картежников, потрезвее, похожий то ли на корейца, то ли на казаха, в последний момент осадил своих.
Наобещав пассажирскому помощнику массу неразрешимых проблем по прибытии в Петербург и купив с собой, на вынос, ещё полдюжины бутылок отвратительного коньяка, кампания отправилась восвояси – к облегчению работников ресторана и радости иностранцев.
Но ненадолго. Видимо, уязвленное самолюбие вскоре все-таки взяло верх над ослабленным литрами алкоголя инстинктом самосохранения. «Братву» потянуло восстанавливать справедливость.
Они вернулись… За столиками уже никого не было – только бармен, да несколько официанток. Их не тронули поначалу, только побили посуду, да вытащили из кладовки непочатый ящик «Стрелецкой» водки.
Кровь пролилась в Музыкальном салоне – ворвавшаяся толпа посчитавших себя оскорбленными бандитов на глазах у собравшихся туристов повалила пассажирского помощника и буквально втоптала его в палубу. Один, здоровенный бугай с остекленевшими, налитыми патологической злобой глазами, оторвал от переборки многопудовый концертный усилитель и со смаком опустил его на окровавленную голову первой жертвы.
Музыка оборвалась. Кто-то пронзительно, не по-людски, завизжал. Кто-то ринулся к противоположной двери.
Тогда же начали лапать женщин…
Все дальнейшее окрасилось патологической, не обьяснимой одними только наркотиками и дрянным алкоголем жестокостью. Били всех, оказавшихся на пути: выбежавших по тревоге матросов из боцманской команды, старух-иностранок, случайного немца с фотоаппаратом… Бандитов оказалось, по разным оценкам, от полутора до двух десятков – во всяком случае, много больше, чем числилось в официальном списке пассажирской службы.
Непостижимым образом огромное судно за считанные минуты оказалось во власти кровавого беспредела. Вряд ли существовал какой-то план, какая-то конкретная цель кроме ничем не ограниченного насилия… Больные животные, отторгаемые обществом звери, на какое-то время лишившиеся инстинкта самосохранения – но зато накопившие за долгие годы лагерей и тюрем, за годы и месяцы нелегальной полужизни критический запас неутоленной злобы на все остальное человечество.
К тому же, бандиты оказались неплохо вооружены.
Кровавая волна прокатилась от Музыкального салона до капитанского мостика, захлестнула радиорубку, машинное отделение… Большинство пассажиров загнали в каюты, пытавшихся оказать сопротивление калечили – а тех членов экипажа, кто ещё мог самостоятельтно передвигаться заперли в одном из трюмов.
Исключение делалось лишь для молодых девчонок – официанток , бортпроводниц, и иностранных туристок. Одна, девятнадцатилетняя Вероника из ресторана, заперлась в своей каюте. И, прежде чем выломали дверь, успела подать отчаянный сигнал о помощи на встречный сухогруз – но времени на то, чтобы протиснуться наружу, в иллюминатор, у неё уже не осталось… Девушке повезло, она умерла почти сразу.
Стремительно достигнув апогея, насилие пошло на спад. Большинство бандитов обосновалось в капитанском «люксе», кто-то предпочел не уходить далеко от ресторанных запасов жратвы и спиртного… Самые неугомонные в поисках наркотиков разгромили медпункт, изгадили мостик и радиорубку – предварительно передергав все возможные ручки, кнопки и рычаги. Так что, береговые спецы не ошиблись: рука веселящегося придурка выстукивала «на ключе» не послание азбукой Морзе, а случайный набор точек и тире.
Двое обосновались аж в машинном отделении – пустом, раскаленном и пропитавшемся запахами отработанных масел. Сначала они, видимо, увлеченно резались в карты, допивая прихваченную сверху водку, но вскоре усталость и монотонный гул двигателя взяли свое – и к моменту встречи с людьми из штурмовой группы оба уже мирно спали.
Постепенно угомонились и остальные…
– Отдыхают, значит?
– Подонки.
– Та-ак… Сколько их – точно? – Головин покусывал губу и Владимир Александрович заметил, что глаза его нехорошо сузились в предвкушении драки.
– Не знаем.
От капитана теплохода «Писатель Чернышевский» пахло какими-то сердечными каплями. Кроме него и Головина в изуродованном Музыкальном салоне собрались: командиры всех групп захвата, майор Виноградов и судовой комсостав. Впрочем, далеко не весь – многим нужна была медицинская помощь, а состояние трех человек оказалось критическим.
Кроме того, под охраной автоматчиков Головина без лишнего шума уже кипела работа:»дед», старший механик, с мотористами копошился внизу, мудрил над проводами в своей каморке начальник радиостанции… Управление белоснежным лайнером принял, разумеется, вернувшийся на мостик старпом.
– Разрешите? – в салон шагнул молодой сыщик из Управления. С начала операции Виноградов его не видел – парень работал с группой, которая занималась машинным отделением.
– Ну, чего говорят?
– Вот, вроде… – на смятую скатерть легла от руки составленная схема: номера кают, какие-то цифры и обозначения:
– Получается четырнадцать. Ножи, нунчаки… По меньшей мере три «ствола», из которых один – боевой.
– У кого? – Головин развернул схему так, чтобы было видно всем.
– Не знаю, – честно признался оперативник. За короткое время он и так получил достаточно информации – со слов напуганных членов экипажа, а главное, от первых захваченных в машинном отделении «языков».
– Как пассажиры?
– Дрожат по каютам, но пока не дергаются.
– Пусть! – нагнанный бандитами ужас теперь работал на людей Головина: чем меньше сейчас лишних людей будет под ногами, тем меньше вероятность случайных жертв. – Экипажу тоже… Прикажите сидеть, как сидели – исключая тех, кто уже задействован.
