Почему Вырвиглаз, это предание. Оно в моей семье передаётся из поколения в поколение...
Катька осторожно потрогала ошейник мизинцем.
История, между прочим, про любовь, — сказал я.
Про любовь? С ошейником?
Послушай историю, а?
Ну, давай послушаю.
Катька сняла кокошник, ну или что ещё там, с головы и улыбнулась. Русская красавица, точно.
Так вот. Раньше, ещё в девятнадцатом веке, в нашем городе жили двое влюблённых...
Мальчика звали Рома, а девочку — Юля, — перебила Катька.
Нет, мальчика звали Краснухин, а девочку — Феклиста...
Как?
Феклиста. Они любили друг друга, но их семьи были против.
Ну конечно, — вставила Катька. — Так оно и было...
У мальчика жила собака, её звали Куку. Сенбернар. И вот этот Куку таскал записки от мальчика к девочке и обратно, они хотели даже вместе сбежать в Канаду и даже деньги уже стали готовить и накопили. И осталось только назначить день, и вот мальчик написал записку, запер её в ошейник и отправил к Феклисте. А брат Феклисты взял и собаку выследил и застрелил её из дробовика. И Феклиста и Краснухин в этот день не встретились и не встретились больше никогда. Через год Краснухин поступил в семинарию, а Феклиста вышла замуж за телеграфиста. Там даже пятна крови остались.
-Где?
На ошейнике. От убитой собаки.
Я протянул Катьке ошейник. Никаких пятен там, конечно, не пятнилось, но надо же было что-то соврать.
Катька разглядывала ошейник долго, потом сказала:
Да, пятна есть... Ладно, мы возьмём. Вещь на самом деле интересная. Оформим как дар. Придёшь на следующей неделе, мы тебя запишем в книгу почётных дарителей...
А может, это... — замялся я. — Ну, что-нибудь такое...
Девицы-красавицы напрягли внимание. Я набрал воздуха и сказал погромче:
У собаки Секацкого теперь будет настоящий дорогой ошейник!
Вышивальщицы мощно двинули ушками в мою сторону. Через неделю полгорода будет знать, что в краеведческом музее хранится настоящая собака Секацкого с настоящим ошейником. А Сенька уже знает.
Чего мелешь? — разозлилась Катька.
Советую сделать билеты платными, — сказал я. — В ближайшее время случится наплыв посетителей. Купишь себе коромысло.
Катька открыла от моей наглости рот, а я с чистым сердцем отправился домой. День явно удался.
Глава 13
Суббота и все остальные
День явно не удался. С субботами такое бывает.
Едва я вышел из музея, как сразу увидел его. Упыря, конечно.
Упырь стоял возле десятого магазина и жевал булку. В этом они с Вырвиглазом похожи, любители пожевать. Я оглядел окрестности. Бежать бесполезно — Упырь меня поджидал, заметил, замахал, сдвинулся. Скорее всего, он даже проследил за мной, сволочь бледнолицая, нет мне покоя. Ну что ему дома не сидится, а? Неужели у него дома ничего интересного нет? Компьютера? Посидел бы, поиграл во что-нибудь, поел бы пиццу, попил бы соку... Нет, он за мной будет болтаться, встречаться как бы случайно на пути, трепаться рядом с магазинами, бродить вдоль по моей улице, возникать в окне моём глазами своими...
Я направился к лошади.
Говорят, что, если лошадь как следует испугать, она начнёт пинаться и кусаться. Лягаться то есть. Вот я сейчас испугаю эту дурацкую кобылу, а она ухнет задней лапой, то есть копытом, и прямо в лоб Упырю.
Нет, я не верил в то, что так может получиться, но всё равно зачем-то стал пугать конягу.
Упырь приближался со счастливой рожей. Я принялся зверски скалиться, клыки показывать, думал, может, дрыгнется всё-таки, но коняшка не дрыгалась, такая была ко всему привычная, видимо.
Тогда я стукнул лошадь кулаком по носу. С таким же успехом я мог стукнуть кулаком по столетнему дубу. Эффект тот же. На секунду конь заинтересованно скосился на нос, затем опять утратил ко мне всякий интерес.
Тогда я его ущипнул. Хорошенько, с вывертом, за щетинистую переносицу.
Эта сволочь в меня чихнула. Не как верблюд, так, по-интеллигентски, по-лошадиному, одни брызги, но всё равно неприятно.
— Здорово! — приветствовал меня Упырь издали. — Ты к Кате ходил, да?
Я вспомнил «Последнюю войну». Главу, где у профессора Блэксворта возникли разногласия с его подопытными орангутанами. Один старый самец решил установить новую иерархию и покатил на Блэксворта бочару, но хитрый и опытный профессор ловко восстановил своё положение в стае. Он набросился на орангутана и сильно укусил того за ухо. Это было так неожиданно и брутально, что все остальные обезьяны признали превосходство Блэксворта, и он быстро упрочил авторитет человечества над приматами.
Я решил последовать примеру Блэксворта и укусил лошадь за мясистые фиолетовые ноздри.
Не скажу, что мне это понравилось.
Упырь приблизился на расстояние удара.
Я кусал.
Но чёртова родионовская лошадь оставалась совершенно невозмутима. И неуязвима. Я грыз её малоаппетитные ноздри, а она ничего не делала. Не лягалась, не брыкалась, стояла сама по себе.
Вру всё это я, не кусал я лошадь. Всё-таки не безумец. Не полный безумец.
— А я гляжу, ты или не ты? — Упырь подошёл.
Это я.
Интересно, если бы кто-нибудь со стороны увидел, что я кусаю лошадь? Тогда уж точно про наше семейство стали бы рассказывать весёлое.
Я решил. Что буду жить дальше. Как ни в чём не бывало. Что постараюсь, изо всех сил постараюсь про всё это не думать. Потому что, если начнёшь думать, просто крыша соскочит, это точно.
И я решил. Решил считать это гуманитарной помощью. Только так. Только тогда всё это получится пережить. Денис. Парень с проблемами. Надо его поддержать. Надо ему помочь. Ему трудно жить.
Да, неприятности притягиваются друг к другу, это точно.
Хотя это до меня ещё придумали. Народ типа. Вроде как пришла беда — отворяй ворота, полоска чёрная — полоска белая, ну и так далее.
И великие учёные тоже. Ну вот Ньютон. Всё друг к другу притягивается. Большое яблоко притягивает маленькое яблоко, они стукаются. Накроши в таз мелкой пробки — и она собьётся в кучу.
Так и в жизни. Всё в кучу.
Вот у меня брат. Сенька. Он помешан на кладбищенстве всяком, я к этому уже привык. А тут ещё Упырь. И Упырь свалился на меня только потому, что мой брат психопат. Притянулся ко мне Упырь. Кто мне скажет, что это не так? Никто не скажет.
Только я ещё не понял, кто планета, а кто яблоко. Кто поганей то есть, у кого поганская пальма первенства?
Я плюнул на асфальт. Лошадь стояла, смотрела на меня беззастенчивым глазом. Что-то ещё было в её взгляде издевательское и даже оскорбительное, глядела так, будто всё про меня знает и готова рассказать.
