Девелопменталистская традиция в современном мире: экономика развития
В своем современном виде девелопменталистская традиция начала развиваться в 1950–1960-х годах; ею занимались такие экономисты, как Саймон Кузнец (1901–1985), Артур Льюис (1915–1991), Гуннар Мюрдаль (1889–1987) и Альберт Хиршман (1915–2012), – и на этот раз она получила название экономика развития. Уделяя внимание в основном странам, находящимся на периферии капитализма – азиатским, африканским и латиноамериканским, – эти экономисты и их последователи не только усовершенствовали ранние девелопменталистские теории, но и внесли довольно много новых теоретических инноваций.
Самые важные нововведения внес Хиршман, указавший, что некоторые отрасли имеют особенно многочисленные связи (или контакты) с другими отраслями промышленности, иными словами, они покупают – и продают – продукцию у особенно большого числа отраслей. Если правительство определит и целенаправленно будет стимулировать развитие этих отраслей (распространенными примерами служат автомобилестроительная и сталелитейная промышленности), то экономика будет расти энергичнее, чем если оставить все на усмотрение рынка.
В последнее время некоторые сторонники экономики развития подчеркивают необходимость введения дополнительных мер по защите новых отраслей промышленности инвестициями в создание производственных мощностей
{60}. По их утверждениям, торговый протекционизм создает только пространство, где компании страны потенциально способны повысить производительность. Чтобы это произошло в действительности, необходимы целенаправленные инвестиции в образование, повышение квалификации и научно-исследовательскую деятельность.
Гораздо больше, чем кажется на первый взгляд: оценка девелопменталистской традиции
Как я уже говорил, отсутствие согласованной всеобъемлющей теории – один из самых главных недостатков девелопменталистской традиции. С учетом склонности людей больше верить теориям, которые якобы объясняют все, этот недостаток значительно снижает достоинства девелопментализма в глазах большинства людей по сравнению с более согласованными и уверенными в своей правоте школами, такими как неоклассическая или марксистская.
Традиция более уязвима перед аргументом неэффективности государственного вмешательства, чем другие экономические направления, отстаивающие активную роль правительства. Она рекомендует особенно широкий набор политик, имеющих больше шансов расширить административные возможности правительства.
Несмотря на эти недостатки, девелопменталистская традиция заслуживает большего внимания. Ее основная слабость, а именно эклектизм, на самом деле может быть и преимуществом. Учитывая сложность и многообразие мира, эклектичная теория в принципе способна лучше подстроиться под него. Успех уникального сочетания политики свободного рынка и социалистической политики в Сингапуре, о котором мы говорили в главе 3, служит здесь хорошим примером. Более того, внушительный послужной список девелопменталистской традиции в достижении реальных изменений в мире предполагает, что в ней скрыто намного больше, чем кажется на первый взгляд.
Австрийская школа
Никто не может знать все, поэтому оставьте всех в покое.
Апельсины не единственные фрукты: различные типы экономики свободного рынка
Не все экономисты неоклассической школы – сторонники свободного рынка. И не все адепты свободного рынка принадлежат к неоклассической школе. Приверженцы австрийской школы экономики – еще более ярые сторонники свободного рынка, чем большинство последователей неоклассической школы.
Австрийская школа была основана Карлом Менгером (1840–1921) в конце XIX века. Людвиг фон Мизес (1881–1973) и Фридрих фон Хайек (1899–1992) расширили ее влияние за пределы своей родины. Она привлекла международное внимание в ходе так называемых Калькуляционных дебатов в 1920–1930-х годах, когда сражалась с марксистской школой по поводу целесообразности центрального планирования
{61}. В 1944 году Хайек опубликовал ставшую чрезвычайно популярной книгу «Дорога к рабству»
[61]
, которая активно предупреждала об опасности вмешательства государства, ведущего к потере фундаментальной свободы личности.
В наши дни австрийская школа находится в том же лагере невмешательства, что и крыло неоклассической школы, поддерживающее свободную торговлю (сегодня к нему принадлежит большинство ее сторонников), высказывая аналогичные, хоть и несколько более крайние политические точки зрения. Взаимодействие между двумя группами больше связано с их политическими, а не экономическими взглядами.
Сложность и ограниченная рациональность: австрийская защита свободного рынка
Подчеркивая важность роли отдельных граждан, последователи австрийской школы в то же время не верили, что индивидуумы есть атомистически разумные существа, как предполагала неоклассическая экономика. В австрийской школе рациональность человека считали ограниченной. Утверждалось, что рациональное поведение возможно только потому, что мы, люди, добровольно, если не неосознанно, ограничиваем свой выбор беспрекословным приятием социальных норм. «Обычаи и традиции стоят между инстинктом и разумом», – провозгласил Хайек. Например, если предположить, что большинство людей уважают мораль, то можно потратить свою умственную энергию на подсчет затрат и выгод от потенциальной рыночной сделки, а не на расчет шансов быть обманутыми.
Австрийская школа также утверждала, что мир очень сложный и неопределенный. Как отмечали ее представители в Калькуляционных дебатах, никто – даже всесильные чиновники, занимающиеся центральным планированием в социалистических республиках, которые могут запросить любую информацию у кого угодно, – не способен получить все данные, необходимые для управления сложной экономикой. Разнообразные и постоянно меняющиеся планы многочисленных субъектов экономической деятельности, подверженные влиянию непредсказуемых и сложных тенденций мирового развития, могут быть согласованы друг с другом только через спонтанный характер конкурентного рынка.
Таким образом, австрийцы утверждали, что свободный рынок представляет собой лучшую экономическую систему не потому, что мы исключительно рациональны и знаем все на свете (или, по крайней мере, можем знать все то, что должны знать), как принято считать в неоклассической теории, а как раз потому, что мы не особо рациональны, и потому еще, что в мире есть много вещей, по своей природе «непостижимых». Такая защита свободного рынка гораздо более реалистична, чем неоклассическая, основанная на предположении о существовании абсурдных степеней человеческой рациональности и на нереалистичной вере в «познаваемость» мира.
