После этих слов мы оба замолчали. Я напряженно следил за выражением ее лица: Кейт смотрела на меня с изумлением. И вдруг я вспомнил: так же смотрела она на меня в первые месяцы нашего знакомства, когда я говорил что-нибудь, на ее взгляд, сумасшедшее. Я почувствовал себя увереннее оттого, что узнал этот взгляд.
— Люблю, Кейт, — прошептал я. — Я люблю тебя и не хочу тебя терять.
Она вглядывалась в мои глаза. Что она хотела в них найти? Надежду? Прощение? Покой? Я отпустил ее плечи, и она откинулась на спинку дивана, не сводя с меня ищущего взгляда. А я не испытывал потребности зарыться в неразобранную почту, не стремился спрятаться в офисе, наоборот: меня до краев переполняла радость. Радость. Не беспокойство, не тревога, не раздражение. Я был безмятежен и умиротворен — как никогда в жизни.
Кейт села поудобнее и задумчиво спросила:
— Сегодня вечером с тобой что-то случилось?
— Это долгая история, — ответил я с улыбкой.
Мы проговорили полночи.
* * *
Мэгги дышала с трудом, но оставалась в сознании. Сильвия приготовилась поменять лекарство в капельнице: поставленная утром порция обезболивающего уже подходила к концу, и надо было ставить новую, чтобы хватило на весь вечер. Но Мэгги приподняла руку, желая остановить медсестру.
— Мэгги, — прошептала Сильвия, — лекарство поможет справиться с болью.
— Нет, — неслышно шевельнула губами Мэгги.
— Спасибо, Сильвия, не надо, — вмешался Джек. — Она хочет посмотреть, как дети будут разворачивать подарки. А после приема лекарства она уснет.
— Хорошо, деточка, — Сильвия погладила руку Мэгги и поправила шарф у нее на голове. — На всякий случай я все подготовила, — добавила медсестра, подвешивая упаковку с раствором на штатив капельницы. — Если что, попроси кого-нибудь открыть зажим, договорились? — Мэгги еле заметно кивнула, и Сильвия улыбнулась. — Если понадоблюсь, крикните, — сказала она Джеку и скрылась в комнате Рэйчел, где за вышиванием или чтением обычно коротала время, когда хотела дать Джеку и Мэгги возможность побыть наедине. Последние две недели она проводила у них в доме по десять-двенадцать часов в день, уходя домой лишь поздно вечером. Через тридцать минут ее дежурство на сегодня закончится, и она оставит Эндрюсов праздновать Рождество в семейном кругу.
Обычно в рождественский вечер Джек и Мэгги доставали с чердака припрятанные там до поры до времени подарки уже после того, как Натан засыпал, но в этом году Джек предложил, чтобы церемония вручения подарков состоялась в канун Рождества, а не на следующее утро. Он с помощью Эвелин уже завернул те немногочисленные подарки, которые они смогли купить детям, и положил их под елку три дня назад.
Эвелин сходила в ванную и принесла к кровати дочери румяна, тени для век, пудру и помаду: с тех пор как Мэгги совсем ослабла и уже не могла краситься сама, ей стала помогать мать. Вот и сейчас Эвелин решила немного освежить макияж, наложенный ею утром: добавила темно-серого на веки, прикоснулась к впалым щекам широкой кисточкой с румянами, провела по губам коричневато-розовой помадой. Закончив, она припудрила лицо Мэгги и поднесла зеркальце, чтобы дочь смогла посмотреться.
— Спасибо, мама, — слабым голосом поблагодарила ее Мэгги.
Никем не замеченный, Натан на цыпочках вошел в дом через заднюю дверь и проскользнул в свою комнату. После обеда он сказал папе, что ему надо сходить к соседскому мальчику. Джек решил, что Натан с другом собирались делать подарки на Рождество, и больше ни о чем не расспрашивал сына. Спустя несколько минут Натан выглянул из комнаты в коридор, убедился, что его никто не видит, и бегом понесся к елке, чтобы положить под нее еще одну коробку с подарком.
Джек Эндрюс готовился к этому вечеру, отчаянно надеясь, что он никогда не наступит. Как бы усердно Джек ни молился, он никак не мог примириться с тем, что это будет его последнее Рождество с Мэгги. После обеда он сидел у кровати жены и наблюдал за тем, как она спит. Как она, тяжело больная, могла быть такой красавицей? Как он будет просыпаться в этом доме и каждый раз заново осознавать, что ее здесь нет? Он прислушивался к ее редким, неглубоким вдохам. Глаза Сильвии говорили ему, что осталось недолго, что Мэгги уже уходит от них. Двумя днями раньше медсестра усадила Джека в сторонке и поговорила с ним о том, что надо помочь Мэгги уйти — надо дать ей знать, что все будет в порядке, что ей больше не нужно цепляться за жизнь.
Мэгги проснулась и увидела те же глаза, в которые влюбилась двенадцать лет назад.
— Я люблю тебя, — шепнула она.
Мэгги и Джеку не хватало времени в сутках, чтобы повторять друг другу эти слова, но так часто, как могли, они говорили их.
— Я люблю тебя, Мэгги, — нежно ответил Джек. — Всегда любил и всегда буду любить.
Она улыбнулась одними глазами и шевельнула пальцем.
Джек встал, взял в руку ее хрупкие пальцы и прикоснулся к ним губами.
— Тот сломанный «форд-эскорт» стал самым главным событием в моей жизни, — медленно сказал он.
В глазах Мэгги блеснул огонек. Как же ей повезло, что ее так долго и так сильно любили.
Они поговорили (вернее, говорил Джек, а Мэгги только смотрела на него и кивала) об Эвелин, о детях, о том, что надо будет сделать весной на цветочных клумбах. Джек говорил обо всем, что приходило ему в голову, бессвязно, запинаясь, а Мэгги смотрела на него и улыбалась. Он гладил ее лицо, целовал ей руки, повторял, что любит, — до тех пор пока Мэгги не заснула под звук его любящего голоса.
На ужин Эвелин разогрела индейку, которую принес кто-то из прихожан местной церкви — вместе с гарниром и соусом. После еды Джек достал из-под елки коробки и пакеты и стал раздавать подарки. Первым повезло Натану, и пока он снимал оберточную бумагу, Рэйчел, сидящая на коленях у бабушки, подпрыгивала и хлопала в ладоши.
— Джек, скорее же дай и Рэйчел подарок, а то она сейчас лопнет! — засмеялась Эвелин.
Мэгги улыбнулась при виде того, как Рэйчел прижала к себе плюшевого Винни-Пуха с мягким круглым животом. Глаза Натана озарились счастьем, когда из бумаги и картона на свет явился автомобильный конструктор, о котором он давно мечтал.
Джек подмигнул Мэгги; держась за руки, они наблюдали за тем, как Рэйчел срывала бумагу с коробки с куклой. Увидев, что глаза у куклы открываются и закрываются, девочка заверещала от восторга. А Натан сиял: ему достался еще и набор из десяти фломастеров.
Эвелин развернула пакет с ярким шарфом в сиреневую и черную полоску: его выбирали для нее Натан и Рэйчел.
— Какой он мягкий и теплый! — восклицала бабушка, целуя довольных внуков.
Потом Эвелин вытащила из горки оставшихся подарков плоский пакет и вручила его Джеку.
— Мы же обычно не обмениваемся подарками, — забормотал Джек, смущенный тем, что для Эвелин он ничего не купил.
— Знаю, — ответила Эвелин и обернулась к дочери. — Я просто случайно нашла это и подумала, что Джеку понравится.
