Четырехфунтовая гаубица – скорее исполинская винтовка, чем пушка, – предназначалась не для крепостного вала, а для кораблей, однако ей нашлось применение и здесь. Она стояла в углу башни и за счет вращения могла покрыть выстрелами две из четырех стен форта. Дуло достигало трех футов, к нему крепились три цапфы (бесполезные, как выяснилось позже).
Здоровяк по имени Пол Хокер считал себя местным канониром и даже рассказывал, как служил в артиллерии во время англо-американской войны 1812 года. Большинство этому не верили, хотя и соглашались, что команды при заряжении Хокер выкрикивает четко. Сейчас он вместе с подручными уже приставлял лестницу к башне, остальные предпочитали торчать внизу и наблюдать за действом с относительно безопасного расстояния.
– Канониры по местам! – проорал Хокер. Команды он знал, чего нельзя было сказать о пушкарях: те тупо смотрели на него в ожидании пояснений. Хокер ткнул пальцем в первого и тихо подсказал:
– Берешь порох и ветошь.
– Идешь за пальником, – велел он второму. – Подожги от камина.
Выпрямившись и приняв командную позу, он наконец гаркнул:
– Приступить к стрельбе! Заряжай!
По указанию Хокера первый подручный отмерил нужное количество пороха, хранящегося в башне на случай стрельбы. Хокер возвел пушечное жерло к небу, вдвоем они всыпали порох в дуло, сверху всунули кусок ветоши величиной с кулак и прибойником утрамбовали заряд в основании ствола.
Пока ждали пальник, Хокер развернул промасленную тряпку с фитилями – трехдюймовыми отрезками гусиных перьев, начиненными порохом и заклеенными с обоих концов воском. Один из фитилей он воткнул в узкое отверстие в казенной части: когда к фитилю поднесут пальник, воск расплавится и порох в пере воспламенится, а от него займется и главный заряд в основании дула.
Второй пушкарь уже карабкался по лестнице, неся в руке горящий пальник – длинный стержень с отверстием на конце, сквозь которое был пропущен кусок толстой веревки, пропитанной селитрой. Хокер раздул огонь на конце пальника, красные сполохи осветили лицо. С гордым видом, будто только что из военной академии Вест-Пойнта, он проорал:
– Готовьсь!
Собравшиеся под башней трапперы с раскрытыми ртами ждали взрыва. Хокер крикнул сам себе: «Огонь!» – и поджег фитиль. Тот зашипел, послышался слабый хлопок. Зрители, ожидавшие громкого эффектного взрыва, разразились издевательским свистом и улюлюканьем.
– Эй, ты чего? – крикнул кто-то снизу. – Может, пойдешь в сковороду ударишь, громче выйдет?
Хокер, уставясь на пушку, с ужасом понял, что момент задуманного триумфа кончился пшиком и надо что-то делать.
– Пушку разогреваем, все по плану! – крикнул он в толпу и обернулся к подручным. – Канониры, по местам!
Оба пушкаря теперь смотрели на него подозрительно: неудачный выстрел нанес их репутации ощутимый ущерб, что-то будет дальше?
– Шевелитесь, придурки! – прошипел Хокер. – Утроить заряд!
Увеличенный заряд сделает свое дело, все уладится. Может, просто ветоши положили мало. Больший пыж, рассудил Хокер, создаст большее сопротивление, звук будет громче. Хотят выстрела – будет им выстрел!
Тройной заряд всыпали в ствол. Ветоши под рукой не было, и Хокер, скинув кожаную куртку, затолкал ее в дуло. Показалось недостаточно.
– Давайте сюда куртки, – скомандовал он подручным.
Те в ужасе воззрились на командира.
– Хокер, так ведь мороз!
– Давайте куртки, я сказал!
Оба нехотя повиновались, Хокер затолкал куртки в пушку под неумолкающие вопли и свист толпы и с удовольствием отметил, что теперь ствол забит до отказа.
– Готовьсь! – проорал еще раз Хокер, поднося к пушке горящий пальник. – Огонь!
Он коснулся пальником фитиля – и пушка взорвалась. Не выстрелила, а именно взорвалась: куртки и вправду создали дополнительное сопротивление – настолько сильное, что орудие торжественно разлетелось на тысячу мелких осколков.
На один великолепный миг пламя взрыва осветило ночное небо, затем башню заволокло едким дымом. Трапперы бросились на землю, спасаясь от осколков, вонзающихся в стену форта и с шипением утопающих в снегу. Обоих подручных Хокера снесло с башни; падая, один сломал руку, другой пару ребер – от смерти их спас только глубокий снег.
Когда дым над башней рассеяло ветром, все взгляды обратились вверх – народ мечтал видеть смельчака канонира. Капитан Генри крикнул:
– Хокер!
Повисла тишина, ветер разносил над башней остатки дыма. Наконец над верхушкой вала показалась рука, затем вторая, потом голова Хокера – шляпу снесло взрывом, лицо сделалось угольно-черным, из ушей текла кровь. Даже держась руками за вал, он едва стоял на ногах, его мотало из стороны в сторону. Ожидали одного – что он шагнет вперед и умрет на месте, однако он вдохнул поглубже и заорал:
– С Новым годом, сукины вы сыны!
В ответ полетели приветственные вопли.
* * *
Хью Гласс, свалившись в сугроб, в очередной раз подивился, как быстро намело столько снега. Он не в первый раз пожалел, что вышел в непогоду: буран начинался безобидно, из-за легкого снежка не хотелось терять время, сидя в укрытии.
Он огляделся, пытаясь понять, сколько осталось до темноты. Из-за метели горизонт казался близким, дальние горы исчезли из виду, Гласс различал лишь тонкий контур скал и одинокие сосны – даже подножия гор сливались с серо-белыми облаками. Единственным надежным ориентиром оставался берег Йеллоустоун.
Из форта Юнион он вышел пять дней назад. Теперь он знал, что Генри с отрядом выбрал именно этот путь: след тридцати человек различить несложно. Заброшенную факторию Мануэля Лизы на реке Бигхорн он хорошо помнил по картам и подозревал, что Генри решит переждать там зиму. Правда, расстояния Гласс представлял себе плохо и не знал, сколько он прошел.
Вместе со снегопадом грянул и мороз, однако Гласса больше беспокоил ветер, из-за которого холод пронизывал все тело. Замерзли нос и уши, с каждым шагом все больше коченели руки, ослабленное ранами тело болело – пора было искать укрытие, где можно развести огонь, пока пальцы еще могут удержать кремень и кресало.
Противоположный берег вздымался крутым уступом, и если бы пересечь реку – то обрыв отгородил бы от непогоды, да только о переправе через реку можно было не мечтать. А берег, по которому шел Гласс, не давал никакого укрытия – на плоской равнине от ветра не спрячешься. Сквозь снежную завесу, уже подернутую предвечерней мглой, Хью различил рощицу в миле от берега и решил к ней свернуть.
Продираться сквозь метель пришлось чуть ли не полчаса. Земля под ногами то обнажалась под ветром до мерзлой черной корки, то вздымалась сугробами. В мокасины набился снег, кожаные штаны намокли и заледенели, ноги ниже колен покрылись мерзлой коркой.
Почти не чуя ступней, Гласс оглядел рощицу в поисках места поудобнее. Метель усилилась, ветер дул сразу со всех сторон. Наконец Хью нашел поваленный тополь, выдранные из земли корни которого торчали под прямым углом к стволу, давая защиту хотя бы с двух сторон.
