– Что увидела-то? – Калмыкова нахмурила брови. – Кино, что ли, интересное?
– Ой, нет… Может, мне показалось. Флешмоб! Слышали когда-нибудь?
– Я и слова-то такого не слышала…
– Ну, это когда масса людей одновременно начинает танцевать на площади, к примеру, или объединяться в оркестр, словом, совершать вместе какое-то действие! Вы что, не видели ни разу?
– Да не знаю…
– А я вот, например, вообще была свидетелем одного из первых флешмобов, давным-давно, лет десять тому назад… Представляете, прихожу в библиотеку, в зал абонементов, ну, там, тишина, все ходят, книжки себе выбирают или заказывают. А в углу стоит рояль. Старый такой. Вдруг к роялю подходит один парень, начинает тихонько играть… Потом откуда-то из глубины стеллажей доносится звук скрипки, начинает звучать дуэт… Все присутствующие в недоумении. Затем откуда-то сверху начинают опускаться розовые и белые шары, прямо на читателей… После чего один за другим из-за книжных стеллажей показываются люди, у всех в руках букеты с цветами. Их становится все больше и больше… Я тогда, честно признаться, подумала, что мне сон снится… Я была неподготовленным человеком. Ну и под конец к одной из девушек, которая стояла, прижимая к груди книгу, подходит молодой человек в костюме, весь такой красивый, торжественный, и протягивает девушке кольцо, делает ей предложение… Супер! Это было нечто!
Все сели за стол, хозяйка принялась разливать по чашкам чай. Людмила же, сидя напротив Марии Петровны, спросила:
– А вы разве ничего такого не видели?
– Нет… – похоже, она не придала значения ее вопросу и ответила на него как-то рассеянно. – Флеш… моб… Слово-то какое.
– Ну как же, Мария Петровна, вы же сами все это и придумали!
– В смысле? – Калмыкова даже улыбнулась и, улыбаясь, смешно так нахмурила брови. – Что я придумала?
– Да вы же всю эту постановку там, в библиотеке, и придумали! Вы же дружили с матерью этого парня, который сделал предложение. И в тот момент, когда все это происходило, вы были среди присутствующих!
– Нет, нет, вы меня с кем-то путаете. Давайте, ешьте…
– Ах, какая колбаса! «Краковская», обожаю! – отвлекла ее Лена, которая начала кое-что понимать.
– А где у вас туалет? – спросила, угомонившись со своим флешмобом, Людмила.
– Внизу, на улице, где же ему еще быть-то, – развела руками Калмыкова.
Людмила ушла, мы с Леной сделали себе бутерброды и уписывали за обе щеки.
Внезапно на улице кто-то позвал:
– Люба!
И наша Калмыкова бросилась к окну, распахнула его… И застыла, простояла так несколько секунд.
Дверь открылась, на пороге стояла раскрасневшаяся Людмила.
– Любовь Петровна?
Та резко повернулась. Пожала плечами.
– Если бы вы были Марией, Машей, то отлично бы помнили тот флешмоб… – сказала Люда, возвращаясь на свое место. – Но в том-то и дело, что вы – Люба. Та самая Люба, которая убила свою сестру…
Калмыкова как-то сразу обмякла, сев на стул, глубоко вздохнула, поджала губы.
– Понимаете, в чем дело… – начала Людмила, набивая рот колбасой. – Когда в деле появляются странности – жди развязки. Нет странностей – нет развязки. Честно. Вы же нарочно проделали весь этот трюк с коляской, чтобы запутать всех вокруг. А у вас неплохо получилось. Особенно со следами колес! Вы представляете, – обратилась Людмила к нам с Леной, – мы же все думали, что в дом въезжает Аркадий на своей коляске, а на самом деле это была совершенно другая коляска, вот эта дама, которая сейчас делает вид, что ничего не понимает, одолжила ее на время у одной своей знакомой, живущей в соседнем доме. Она оделась, как Аркадий, въехала в соседний подъезд, а там уже встала и спокойно пошла по своим кровавым делам…
– А коляска? – спросила Лена.
– Да коляску она потом просто бросила, и все!
– Но на площадке следы именно коляски Аркадия!
– Пока Аркадий спал, она открутила колесо, положила его в большой пакет, принесла куда нужно и прокатила по полу, по месту преступления… Вот и все! А потом вернула это колесо обратно, прикрутила.
– Вы зачем убили Веронику? – не выдержала я. – Что она вам сделала?
– Вы молоды… – произнесла, медленно поднимая голову, Калмыкова. – А молодость – прекрасна. И тут уж ничего не сделаешь…
– За что вы убили этих мужчин? Вы вообще понимали, что делаете?
– Аркадий таял на глазах, глядя на них, он видел их в окно, и жизнь медленно уходила из него, но что он мог сделать, что, жалкий инвалид, влюбленный в эту тварь? И когда я пристрелила первого, он мне вообще не нравился… Хлыщ! Так вот, когда я пристрелила его, и Аркадий, само собой, больше его не видел у Вероники, он стал поправляться.
– Вы специально оставляли трупы перед дверью Вероники?
– А как же! Конечно! Пусть ее таскают по прокуратурам, судам, пусть посадят за убийство! В любом случае, обратись она в полицию, неприятностей у нее был бы полон рот! Кто ж мог предположить, что она будет отвозить их куда-то там… Пьяница, а сообразила!
Потом появился музыкант. Он стоял возле окна и играл ей на своем идиотском инструменте. Придурок! Как будто он не понимал, что нашу Нику интересует совершенно другой инструмент… Она же проститутка! Тварь! А Аркаше опять плохо стало. Он стал копаться в себе, говорил мне, как близкому человеку, что у него нет таланта, вот поэтому Вероника его так и не полюбила…
– А цветы? Ведь это ваша идея? – спросила Людмила. И тут же, обращаясь к нам, объяснила: – Помните, в квартире Вероники была найдена книга, роман Золя. Так вот. Именно эта книга и помогла мне найти вас. Там была библиотечная карточка, по которой я и вышла на Марию Петровну Калмыкову. Я была в этой библиотеке, там заведующая – хорошая подруга вашей сестры Марии. Она-то и рассказала мне эту историю с предложением руки и сердца… Быть может, никто никогда бы не обратил особого внимания на эту книгу, но только не вы, женщина, страдающая от ревности, зависти и еще один бог знает от чего… Эти цветы, которые почти каждый день посылались Веронике… Поначалу это действительно были знаки любви, а потом… А потом вы дали Аркадию почитать этот роман, и мысли его потекли в другом направлении, ведь так?
Я взглянула на Лену, но она лишь пожала плечами.
– Любовь Петровна, вы не подскажете нам, как умерла главная героиня этого странного сентиментального романа?
Калмыкова криво улыбнулась уголком своего опущенного рта.
– Она задохнулась в цветах.
– Вы потому не отговаривали Аркадия прекратить эти цветочные подношения? Вы внушали ему мысль, что она должна задохнуться в этих цветах, умереть, что ее смерть принесет Аркадию облегчение, что он наконец-то избавится от этого наваждения, выбросит свою унизительную подзорную трубу и заживет нормальной семейной жизнью с женщиной, которая его любит.
