Иначе сбудется страшное пророчество апостола Павла, высказанное в его послании: «Знай же, что наступят времена тяжкие. Ибо будут люди самолюбивы, сребролюбивы, горды, надменны, злоречивы, родителям непокорны, неблагодарны… Ибо будет время, когда здравого учения принимать не будут… от истины отвратят слух и обратятся к басням».
Что ж, все это уже заняло в России плацдарм и продолжает (да, пока продолжает!) овладевать господствующими высотами.
Выросшие на химическом навозе «демократических реформ» всяческие эротоманы в современной литературе, неисчислимые циники в кинематографе, величественные бездарности в театре и на телевидении, лжеакадемики разного рода, бойкие политики с незакрывающимися ртами – все это порождение десятилетней оккупации России антидуховной русофобствующей «культурой».
Известный определенному кругу «интеллектуалов» драматург Эжен Ионеско в одном из интервью определил задачу литературы как умение делать из слона муху или же как рассказ консьержки, которую занимает в жизни лишь одна правда: то, что подсмотрено в замочную скважину. Я понимаю напряжение Ионеско выказать себя сверхоригинальным, повторяя всех без разбора абсурдистов. Понимаю, почему герои его пьес изрекают не смысл, а бессмыслицу, разумея высокий смысл в каждом абсурде, где отсутствует политика. Что ж, он был бы прав, если бы отсутствие политики не было тоже политикой. Добавлю: искусство, лишенное общественных мотивов, рождает безмерную скуку.
Все творения бессмертных политизированы насквозь: Гомер, Данте, Сервантес, Бальзак, Толстой, Достоевский, Шолохов…
Когда писатель в нервозном ожидании, трепеща, раскрывает объятия навстречу массовому читательскому лобызанию, горя желанием любой ценой понравиться всем, когда любыми уловками он пытается стать кумиром всех, то он продает свой дар на «блошином рынке», убивает данный ему талант, которому призван служить до последнего часа. Есть некая тайна художника, а ее он не имеет права нарушать, как таинство самовыражения наедине с чистым листом бумаги, где не должно быть места для фальши, предательства и продажности.
Август 2000 г.
Наше поколение нагло ограбили
ПИСАТЕЛЬ МИХАИЛ АЛЕКСЕЕВ
Основные книги выдающегося русского писателя Михаила Алексеева – о деревне и о войне. Вполне понятно: уроженец саратовского села, он стал воином и с боями прошел всю Великую Отечественную, как говорится, от звонка до звонка. Считает себя необыкновенным счастливцем, что участвовал в двух величайших битвах той войны – Сталинградской и Курской. О своих боевых товарищах Михаил Николаевич написал повести «Мой Сталинград» и «Солдаты». Публикуемая беседа состоялась в 2003 году, в связи с 60-летием исторического сражения на Курской дуге.
Вслед за 60-летием победы в Сталинградской битве мы отмечали такой же юбилей другого величайшего сражения Великой Отечественной войны. Нынче уже немного осталось ветеранов, которым довелось воевать и там и там. Да и само по себе это было подарком судьбы – выдержать две такие кровавые купели и выжить. Писатель Михаил Николаевич Алексеев уже поэтому называет себя большим счастливцем.
А еще он, отметивший недавно свое 85-летие, счастлив тем, что написал книги о боевых товарищах, участниках двух этих великих битв. На сей раз, в связи с памятной датой Курского сражения, попросил я Михаила Николаевича вспомнить, какими были для него те месяцы и дни, вспомнить находившихся рядом людей и какие-то подробности событий, ставших теперь историческими. Но – не обошлось в беседе и без горькой переклички с временем нынешним…
ОТ СТАЛИНГРАДА – ПОД БЕЛГОРОД
Виктор Кожемяко. Расскажите, пожалуйста, с чего для вас лично началась Курская битва?
Михаил Алексеев. Для меня началась она не 5 июля, когда немцы перешли в наступление, а гораздо раньше – в марте 1943 года, в самом начале марта, то есть вскоре после Сталинградской битвы. Тогда мы вдруг оказались в глубочайшем тылу…
В. К. После того как немцев от Сталинграда отбросили?
М. А. Да. Ведь уже Харьков был взят нашими войсками, и дальше немцев поперли. Но тыловой наш отдых оказался совсем коротким. Вдруг дивизию в срочном порядке начали погружать в теплушки, очень знакомые мне. Мы думали, что нас направят под Москву, откуда мы были посланы воевать под Сталинград, а нас бросили под Белгород. Всю нашу 7-ю гвардейскую армию, бывшую 64-ю. Это было очень тяжело. Пополнить армию не успели, и дивизия наша оставалась только на треть заполненной по численному составу после Сталинграда. И вот такую неукомплектованную дивизию вдруг бросают под Белгород – спасать положение.
Оказывается, немцы Харьков себе уже вернули, Белгород вернули, переправились уже через Северский Донец – и направление было на Москву! Плацдармы уже немцами были захвачены. Наша дивизия одной из первых успела туда прийти, и первым полк Баталова вступил в бои.
Нисколько не отдохнувшие, истрепанные, кое-как заштопанные – и снова в кровавое пекло. Ценой невероятного напряжения всех сил, но с задачей справились. Стояли, что называется, насмерть.
В. К. Это на территории нынешней Белгородской области?
М. А. Где-то на расстоянии примерно тридцати километров севернее Белгорода. Немцы уже двигались на Москву. Село Прохоровка, которое станет потом знаменитым после величайшего танкового сражения, было захвачено немцами.
Так вот, я в это время был переведен – этого мне давно хотелось – в артиллерию. Стал заместителем командира штабной артиллерийской батареи. Она находилась в распоряжении командующего артиллерией всей дивизии полковника Павлова, который есть у меня и в романе «Мой Сталинград», и в «Солдатах». Я его и там, и тут назвал, как он был, – полковник Павлов. Я его очень любил, и он меня тоже. А командовал этой батареей старший лейтенант Киселев – прекрасный, уже повоевавший парень. С ним я подружился, а потом – особенно крепко – с полковыми и дивизионными разведчиками.
Дело в том, что в какое-то время меня начальник политотдела дивизии направил в дивизионную газету заместителем редактора. Для меня это был удар, я очень не хотел уходить с переднего края. Но вот тут подружился с разведчиками. И как раз командир дивизии или штаб армии потребовал от дивизионных наших разведчиков пробраться в глубокий тыл к немцам. Я таким образом оказался вместе с разведчиками. Пошел с ними. Это все довольно подробно описано в романе «Солдаты».
В. К. В том художественном описании много документального?
М. А. Много. Мы переправлялись на противоположный берег Донца, и наша разведка не боялась приходить к старикам в занятые немцами села и деревни. Фактически рискуя жизнью, рассказывали нам местные жители о количестве немецких танков, описывали их вид, указывали рощи, где танки стоят. Известно уже было, что немцы скапливают новую технику, и задача была – максимально все возможное про нее узнать. Про эти самые «тигры», «пантеры». Например, мы вымеряли ширину гусениц по следам и так далее.
