Теперь же я вижу, что глубоко ошибалась. Я не сознавала твоего одиночества и не думала, что своим сочувствием могла помочь тебе тогда, поэтому я и не выразила его так, как хотела. И может быть, поэтому оно и получилось таким неестественным. Я боялась показать свою слабость, над которой ты мог потом шутить.
Я все понимала совсем не так, как это было на самом деле у тебя. А ты, не понимая меня, не понимал, как тяжело было мне в те дни, как волновалась я за исход твоих неприятностей, и как тщательно старалась я скрыть свое волнение.
Не думай, что все написанное здесь исчерпывает мои мысли. Это только поверхностные наброски частичных мыслей. Хочется еще много написать, но к чему эти лишние слова, когда ты теперь и так понимаешь все, или, во всяком случае, – должен понимать.
Вспомни те вопросы, которые написаны в смятом письме, и подумай о моих ответах на них. И когда ты хорошо все продумаешь, то надеюсь, – у нас никогда не повторятся «глупые дни» Да?
Ну вот, хоть и не полностью, но ответила на твое большое письмо, а ты хотел порвать его. Зачем?
На твое письмо от 4 января я тебе ответила, когда была у тебя, и хорошо, что я не сделала этого раньше, т. к. я поняла твой основной вопрос совсем не так, как надо. И как бы непонятен был тебе мой ответ на него, если бы я написала совсем не то, о чем спрашивал ты.
Боренька! Мне очень не хотелось вчера, чтобы ты ушел со своим товарищем, но так или иначе, а нас все равно разъединили. Когда они уже перестанут это делать? Когда мы будем иметь возможность говорить столько, сколько хотим? Может быть, ты сумеешь вырваться на денек сюда?
Вот видишь, какое «огромадное» письмо получилось!
Но мне хочется не писать, а говорить с тобой, а пока этой возможности не предвидится. Будем надеяться на лучшее будущее. До свидания. Чаще звони! Жду твоих писем. С горячим сердечным приветом.
Инна.
16. «Мумия»
13 января 1949 года
– Хорошо думать о том, что
доставляет радость не только
содержанием мыслей, но и
возможностью осуществлять
воплощение этих мыслей в жизнь! –
Инночка! Здравствуй!
Знаю, что ты обиделась на меня за мой быстрый уход с «квадрата». Ты, конечно, будешь расценивать это и думать, что разговор с тобой я предпочел своему товарищу и ушел с ним.
Но я же просил тебя не обижаться и не выдумывать всевозможных ненужных мыслей. Да, по-моему, и сама ты не сторонница того, чтобы нарушать свои обещания, кому бы они ни были даны.
Сейчас он уже ушел от меня, и я сел написать тебе это первое после вчерашнего твоего отъезда письмо.
Мне вспоминается наша последняя встреча. Она была продолжением нашей новогодней. Я уже очень привык встречать тебя, и когда ты уезжаешь, мне всегда хочется думать, что ты уезжаешь совсем ненадолго, и что скоро мы опять будем вместе. Ведь на самом деле бывает как раз напротив.
Инна! Раньше я никогда не видел тебя в простой домашней обстановке, и не знал, какой ты можешь быть. Сейчас я знаю об этом, и можешь радоваться, что ты ничего не теряешь из того, что я успел узнать о тебе.
Твой ответ на мой самый большой и самый важный вопрос дополняет мое счастье, и от этого лично сама ты еще и еще раз во многом выигрываешь.
После этого ты уже не можешь говорить мне, что ты такая же, как и все другие.
Помнишь нашу беседу на скамеечке нашего маленького парка и твое «наоборот», о котором мы почему-то тогда заговорили. Я напомнил тебе, что был бы рад, если это «наоборот» было таким в самом важном вопросе по сравнению со всеми другими.
Теперь мне ясно, что и это мое желание оказалось реальностью, и тем доставило мне ту желаемую радость, о которой я говорил тогда.
Ты спросила меня в последний раз, что сделал бы я, если бы ты не смогла положительно ответить на мой вопрос. Я ответил, и еще раз хочу сказать тебе, что, во-первых, я был бы до глубины души оскорблен. А ты прекрасно понимаешь, что нельзя любить, когда оскорблено самолюбие.
Поэтому не хочу утверждать, что мне было бы легко исправить свою ошибку, но я не смог бы оставить ее в таком состоянии, потому что она всегда напоминала бы мне об ошибке в жизни. И разве не всплывает сейчас, после этого вопроса, еще ярче мое утверждение, что «Дружба любит равенство», и разве не есть самое большое равенство в том, что мы можем одинаково утвердительно ответить на такой для обоих важный вопрос?
Мне хочется, чтобы ты знала, что после всего этого я смотрю на тебя более проницательными глазами, а мои мысли о тебе становятся еще более радостными и оптимистическими.
Знай, что наша дружба с тобой доставляет мне не только счастье, но и дает право гордиться тобой и с самым большим уважением носить всегда в сердце твое имя с гордостью и достоинством.
Мне легче с этим именем побеждать трудности, преодолевать плохое, думать о хорошем – побеждать, бороться и творить! – Я доволен тем, что и ты не поддавалась мыслям других обо мне, не шла за плохими и не следовала слепо за хорошими; что ты упорно, медленно, но настойчиво сама изучала меня, и я рад, что ты знаешь меня значительно больше, чем раньше.
Ты спрашивала, а всегда ли будет так, что мы будем стремиться друг к другу? Хочу сказать, что у нас есть время проверить на себе наши чувства и мысли, и наше счастье в том, что у нас есть даже условия, чтобы провести эту проверку.
Важно и нужно, чтобы не только наши мысли друг о друге, но сама жизнь дала положительный ответ на этот вопрос, и тогда мы можем идти смело и бесповоротно. Нужно помнить, что ничто не делает дружбу такой прочной, как проверенное жизнью взаимное согласие в основных вопросах и готовность решать их в любых условиях, при любых трудностях, в самой тяжелой борьбе.
Чувство долга друг перед другом должно быть выше любых будничных жизненных требований, и сохранение этого долга, прежде всего, должно быть главным всегда и во всем без всяких исключений.
Инночка! Прости, я опять увлекся в глубокие рассуждения. Я всегда делаю это, когда остаюсь один, и если бы ты слышала и знала их все, сколько у меня их в мыслях, ты никогда не задавала бы мне вопросов, о чем я думаю.
Я так привык один в тишине думать о жизни, что часто, находясь даже с тобой, погружаюсь по привычке в эти свои мысли, и мне от этого становится вполне хорошо. А ты считаешь меня молчуном, а твои советчики тем хуже – «мумией».
Конечно, кое о чем можно разговаривать с каждой, но потому, что с тобой мне не хочется говорить «кое о чем», а хочется – о самом большом и глубоком, поэтому я часто замолкаю, и тебе, обычно, это не нравится.
Привыкни же, наконец, к этому, пока я не привыкну свои мысли в твоем присутствии излагать вслух. И, надеюсь, ты поймешь тогда, что я далеко не тот, с которым не о чем поговорить девушке.
