– Это наш сосед, мой учитель музыки, он не женат, – затараторил Вова, – помогает маме, дает нам денег, чтобы хорошую дачу снимали, покупает мне одежду, он друг.
– Изучаешь сольфеджио?
– Да.
– Прекрасно. А что еще он тебе преподает?
– Пение.
– Отлично. А еще?
– Ну… мы посещаем музеи, консерваторию.
– Долго будешь…? – повысила голос Евгения.
Вера, сидевшая на корточках, плюхнулась попой на землю. Мама матерится? Девочке исполнилось четырнадцать лет, она, естественно, знала нецензурную лексику, слышала ее и в школе, и в деревне от ребят, и отец, разговаривая по телефону, мог отпустить крепкое выражение. Но мать?! Она даже слово «задница» считает неприличным. И вдруг такое!
– Хватит…! – повторила старшая Лазарева. – Мужика зовут Ираклий. Так?
– Кто вам сказал? – почему-то испугался Володя.
– Дней десять назад, – заворковала Евгения Федоровна, – я пошла в магазин, около вашей калитки споткнулась о камень, упала, разбила коленку, потекла кровь. Я не хотела платье пачкать, поэтому зашла к вам во дворик, собиралась попросить пластырь, постучала в дверь, но никто не отозвался. Я подумала, вдруг хозяйка или ее сын на завалинке в беседке, двинулась туда, смотрю: вроде кто-то в постройке есть. Приблизилась… И что я увидела, а? Тебя! С кем? Ха-ха! Откуда я имя мужчины знаю? Ты его так сладострастно повторял: «Ираклий, Ираклий…» Вы на топчане устроились, спиной ко входу оба. Я быстро ушла, а господа любовники так увлеклись, что ничего вокруг не замечали. Почему ты молчишь? Не бойся, я никому ни слова не скажу, но только если выполнишь мою просьбу. Если откажешься, о вашем досуге с Ираклием народ узнает, Надежде первой доложу. Тебе сколько лет?
– В октябре шестнадцать исполнится, – чуть слышно ответил Володя.
– Несовершеннолетний, – констатировала старшая Лазарева. – Ираклия посадят, если я в милицию обращусь.
– Все сделаю, что хотите, – выпалил Сачков, – только не выдавайте нас.
– Отлично! Но нужен результат. Если сегодня не получится, предпримешь другую попытку, третью, пятую, двадцатую, сотую. Понял?
– Так нельзя.
– Что? Забыл про Ираклия?
– Нельзя кирпич кинуть, как вы велите.
– Почему?
– В движущуюся цель можно не попасть. Промахнусь раз, второй, Гена всем расскажет, что в него кто-то камнями постоянно швыряется. Люди неладное заподозрят. Нужно так сделать, чтобы никто не сомневался. Вот смотрите.
– Что это?
– Книга.
– Вижу, что не ведро! – рявкнула Евгения Федоровна. – Зачем мне она? Какой-то Андрей Брунов.
– Он детективы писал давно, еще до моего рождения, – пояснил Володя, – мне Толя почитать дал…
– И что? – перебила Евгения.
Послышался шорох перелистываемых страниц.
– Вот здесь, – сказал Володя, – второй абзац.
Стало тихо, потом старшая Лазарева поинтересовалась:
– Это сработает?
– Наверное.
– Ответ не подходит, надо точно.
– В книге же написано. И это лучше, чем кирпич. Но у меня ничего нужного нет.
– А где это взять можно?
– Ну… не знаю… в магазине… или на стройке… или, может… у Толи Паскина в сарае всякого барахла навалом лежит. Его мать все в дом тащит.
– Отлично! Иди к Анатолию. А я съезжу в Конаково, – решила Евгения. – Все. Завтра в три часа он покатит по дорожке над оврагом. Тебе надо прийти заранее… Там, где тропинка делает крутой поворот, – лучшее место.
– Понял, – буркнул Сачков…
Вера замолчала и опустила подбородок на грудь.
– Дальше, – потребовал Алексей, – вещай.
Лазарева обхватила себя руками.
– Холодно, как у вас холодно!
– Сейчас принесу плед, – пообещала Тоня и ушла.
– Я была не такой уж наивной в четырнадцать лет, у отца Толи Паскина видик был, Толька нам, когда дома один оставался, кино показывал, порнуху, – продолжала Вера. – Я поняла, чем занимались в саду Ираклий и Володя. Меня это шокировало. А еще мне захотелось узнать, что мама велела сделать Сачкову.
Лазарева умолкла.
– Вы поехали заранее на тропинку над оврагом, где она делает резкий поворот? – предположила я.
Вера кивнула:
– Залезла на ель, там меня не видно, а я все хорошо вижу, потом притопал Сачков, достал из пакета моток какой-то, сначала мне показалось, что это веревка. Но когда он ее к двум деревьям примотал, я сообразила, нет, это проволока, ее вообще незаметно, потом показался Гена на мопеде… он… он…
Вера закрыла лицо руками.
– Упал на землю, – подсказала я. – Да?
– Ага, – жалобно протянула женщина, – сначала кровь вверх брызнула… как будто садовый шланг уронили… мопед свалился… Гена покатился в овраг. Я перепугалась… И так тихо-тихо вокруг стало… жутко… Сачков из кустов вышел, проволоку открутил, смотал, в пакет положил и ушел. Я слезть долго боялась. В конце концов спустилась, домой понеслась… в комнате спряталась… Вечером Федю и Волкова искать стали…
– И вы промолчали, – вздохнул Борцов.
– Да, – всхлипнула Вера, – испугалась. Очень.
– Поняли, что ехавший мальчик погиб? – уточнил шеф.
– Я не думала об этом, – прошептала Вера.
– Не знали об очередном переодевании? – продолжал босс. – Не сообразили, что по тропинке едет Федор.
– Не-а, – по-детски отреагировала собеседница, – смотрела с ветки сверху, на нем Генкины брюки, рубашка, на голове кепка… их потом стали бейсболками звать. Волков ее постоянно носил, ему отец головной убор за год до этого из Венгрии привез, он с женой туда постоянно отдыхать ездил, ни у кого похожего не было, светло-голубой, на макушке красными нитками вышито «Balaton», козырек громадный, на нем та же надпись. И он очень быстро мчался, голову опустил. И… я… я… понятия не имела, что с ним произойдет.
Антонина вернулась в кабинет и набросила на Веру плед. Лазарева разрыдалась. Глеб Валерьянович открыл свой портфель, вынул пузырек, накапал в стакан немного темной жидкости, развел ее водой и подал гостье со словами:
– Выпейте, лучше одним махом, вкус не самый приятный.
Она послушно опрокинула стакан. Я молча смотрела на Лазареву. Моя стройная версия о карьеристе кагэбэшнике, готовом ради места начальника убить подростка, разлетелась в пыль. Я не учла, что в этой истории есть обозленная на весь свет, скорей всего психически нездоровая Евгения Федоровна. Это она из ненависти к Франциске Яновне организовала убийство Гены. Я вообще много ошибалась. Сначала, когда психотерапевт Олег Кириллов рассказал, что Сачков случайно убил своего юного любовника Игоря, застав того в постели с немолодой богатой женщиной, я подумала, что кошка Василиса в песне намекала на этот случай, шантажировала артиста тем происшествием. Эта версия казалась мне логичной. Как отреагирует пресса, продюсеры, простые зрители, узнав, что герой сериалов, любимец женщин, верный муж на самом деле гей, убивший своего несовершеннолетнего партнера? Что карьера Владимира закончится в тот день, когда «Желтуха» выйдет с разоблачительной статьей, сомневаться не приходилось. Я не осуждаю гомосексуалистов, каждый взрослый человек имеет право жить с тем, кого любит. Но нельзя пропагандировать нетрадиционные отношения, и всех, кто принуждает несовершеннолетних к сожительству, надо очень строго наказывать, независимо от того, является совратитель геем или гетеросексуалом. И убивать никому не позволено, ни тем, кто спит с женщинами, ни тем, кто предпочитает мужчин.
