И актриса осела дома. Конечно, у нее возникли проблемы с деньгами, но хуже всего оказалось безделье, чем занять бесконечно тянущийся день, Ольга Олеговна не знала. Детей у нее не было, мужа тоже, подруг из-за чрезвычайного увлечения работой Ткач не завела. Несколько месяцев она прорыдала в одиночестве, потом утерла слезы и решила найти работу. Чем она только не пробовала заниматься! Доставляла заказы клиентам интернет-магазина, сидела на телефоне в газете бесплатных объявлений, раздавала рекламные листовки, нанималась секретарем в крохотную частную стоматологическую поликлинику. Но нигде долго не задержалась. Нет, работодатели были довольны, но Ткач умирала от скуки, у нее от сидения за столом или общения с тупыми людьми судорогой сводило мышцы по всему телу. Потом Ольге Олеговне пришла в голову мысль пускать жильцов, и стало лучше с деньгами. Одна беда – съемщики быстро сбегали от бабуси, она привыкла жить одна, ее бесили посторонние, расхаживающие по квартире, Ткач постоянно делала им замечания, и жильцы собирали вещи. А потом изнывающей от нереализованности актрисе попалось на глаза объявление: «В солидную фирму требуется женщина, умеющая петь, танцевать, профессионально декламировать текст. Ваша креативность, умение исполнять разные роли будут хорошо оплачены! Возраст, образование, внешние данные значения не имеют. Запись на собеседование».
Ольга бросилась звонить по указанному телефону и познакомилась с Андреем Елиным, владельцем сайта «Секрет-скелет». Теперь Ткач счастлива, задания, которые ей дает хозяин, она выполняет творчески, не просто поет, пляшет, читает стихи, а устраивает двухминутный спектакль. Елин кошку Василису постоянно хвалит, называет гениальной актрисой, Ткач расцветает от комплиментов, она стала меньше цепляться к жильцам, что благодатно сказалось на бизнесе. Съемщики перестали ротироваться с калейдоскопической скоростью.
Антонина, не перебивая, выслушала монолог Ткач и задала вопрос дня:
– К Владимиру Николаевичу Сачкову Андрей кошку не посылал, но Василиса навестила его, спела ему песенку. Кто вас нанял?
– Никогда не работала с Сачковым, – вполне натурально удивилась Ткач.
Но Юрская ей не поверила, профессиональная актриса способна изобразить любую эмоцию, разве ей трудно сыграть изумление? Поэтому Тоня продолжила:
– Сачков в момент визита Василисы был с женой. Она вас точно по голосу опознает.
Ткач нахмурилась:
– Поговорите с Елиным. Я никогда не работаю, если объект не один. Миниатюра разыгрывается тет-а-тет. Мне порой приходится по три-четыре раза кататься, чтобы человека без компании подстеречь. Люди разные, адресат замрет от удивления, а его спутник на меня бросится и ударит. Поэтому я всегда выжидаю момент, когда объект один, и использую метод внезапности. Появляюсь словно ниоткуда, применяю плащ Гризельды.
– Это что за плащ? – спросила Антонина.
Ткач снисходительно улыбнулась, открыла стенной шкаф и вытащила оттуда рулон черной блестящей ткани.
– Гризельда – злая волшебница из пьесы «Путешествия Томаса». Колдунья обладает даром возникать словно из-под земли. А это ее плащ. Театральный реквизит. Смотрите.
Ольга Олеговна быстрым движением развернула материал, села на корточки и набросила на себя плащ.
– Я вас вижу, – засмеялась Тоня, – вернее, перед глазами нечто, смахивающее на мешок с мусором.
Ткач встала:
– В холле светло, а я подыскиваю места, где не так много света. Подъезд без консьержки, переулок без фонаря… Полумрака в Москве хватает, и вы правильно подметили: приняв определенную позу, я смахиваю на мешок с отходами, а кто на него внимание обращает? Идете себе мимо, о своем думаете, и вдруг… раз! Пакет превращается в гигантскую кошку.
Ольга Олеговна гордо вскинула подбородок:
– Я мастер своего дела, гений перевоплощения. Абсолютно все каменеют, даже закричать не способны. А я начинаю выступление, не дав человеку опомниться. Сама фокус с плащом придумала, вспомнила, как дети пугались, когда Гризельда на сцене плащ скидывала. У меня в театре в костюмерном цехе знакомая есть, она ткань дала.
– Вы всегда используете плащ? – уточнила Антонина.
– Конечно, – кивнула актриса, – это мое ноу-хау, творческий прием.
– Кто-нибудь просил у вас костюм Василисы? – продолжала Юрская.
– Гадкая женщина, – мигом обозлилась хозяйка, – она выглядела приличной, воспитанной, а оказалась дрянью. Жила у меня Вера Лазарева. Глазки в пол, на губах улыбочка, тихоня! Я на нее нарадоваться не могла. Утром раненько уйдет, вечером позднехонько вернется, редко ночевала, медсестрой в больнице работала, сменами дежурила, по пять дней у меня не показывалась. Комнаты жильцам запирать запрещено, да и замков нет. Я в их отсутствие нет-нет да и загляну в спальни, проверяю, что там да как. Не пронесли ли тайком чайник или еду какую. Иногда зайдешь к человеку, мама родная! Такой беспорядок! Вещи горой в кресле, кровать не застелена, по полу шмотки разбросаны. А у Веры идеальный порядок. Постель как у солдата в казарме заправлена, ни складочки. Шмотки в шкафу на вешалках. Правда, вещи у нее оказались странные: форма официантки какого-то кафе (на платье был логотип заведения, но я его не запомнила), синий халат уборщицы, строгий серый костюм с белой блузкой, такие носят на работу офисные служащие, полицейская форма, короткая кожаная мини-юбка, ботфорты, зеленая униформа медсестры… Последний наряд не удивил, Лазарева же работала в больнице, но все остальное изумляло. Из нормальных шмоток были только простые джинсы, футболка и пуловер. Вера уходила от меня, одевшись обычно, но всегда брала большую спортивную сумку. Я сообразила, что Лазарева уносит с собой один из костюмов.
Ольга Олеговна не скрывает от жильцов, что порой заглядывает в их спальни, вообще она не тот человек, который станет стесняться. Поэтому задала Вере прямой вопрос:
– Чем ты занимаешься? Почему обзавелась таким количеством разных нарядов? Мне не нужны неприятности. Если затеваешь что-то противозаконное, убирайся подобру-поздорову.
– Нет, нет, – заверила Вера, – ничего дурного, я играю в самодеятельном театре. Наш коллектив небогат, костюмы сами подбираем. Сейчас готовимся к премьере, репетируем каждый день. Одна наша актриса заведует складом, мы там после работы собираемся, мечтаем победить на московском конкурсе самодеятельных коллективов, тогда нам мэрия помещение под театр даст.
И я успокоилась. Один раз она совсем поздно вернулась, за полночь, я от стука двери проснулась, в холл вышла, гляжу: Лазарева. Она смутилась.
– Простите, Ольга Олеговна, не удержала створку, в последние дни очень пациенты тяжелые, руки у меня от напряжения ослабли.
Я на нее посмотрела: лицо бледное, синяки под глазами, губы бесцветные, худая, только волосы буйные, копна рыжих кудрей. Прямо стог на голове. Мне неожиданно жиличку жаль стало, вот я ей и посоветовала:
– Ты поселилась в своей клинике, нельзя по нескольку суток работать, на этой неделе один раз дома ночевала. Надо отдыхать. Всех денег не заработаешь, а если надорвешься, здоровье угробишь, тогда полученные средства на лечение уйдут. Умерь свой пыл.
