Сидел у стойки или работал, стоя за ней?
Вентиляционная система была включена и работала, разгоняя воздух по всему помещению. Она же разнесла по нему и отраву.
Он был у барной стойки или где-то рядом, потому что возле нее самое внушительное скопление народа. Место небольшое. Здесь постоянное движение, разговоры – кому-то хочется перекусить, кто-то заказывает напитки.
Если сесть у бара, то окажешься спиной к залу, подумала Ева. Но если слегка развернуть табурет или же смотреть в зеркало, что висит за стойкой, то можно держать заведение в поле зрения.
Ева снова закинула ноги на стол, пытаясь представить это место и себя посреди шума, суеты, запахов.
Напряженный день постепенно брал свое, и она погрузилась в дремоту. Перед мысленным взором тотчас всплыла картинка.
Отскакивающие от стен голоса, позвякивание ножей и вилок – это посетители расправлялись с начос, картофелем, рисовыми шариками, топили в коктейлях и пиве усталость рабочего дня.
Она тотчас узнала их – Чи-Чи Уэй и Мейси Снайдер, бойфренда, его приятеля. Вот они сидят за столиком и смеются.
Вот Джо Кэттери у стойки. Рядом – Нэнси Уивер, Льюис Коллуэй, Стивенсон Ванн. Бухгалтер сидит чуть поодаль, склонившись над своими бумагами, ожидая, когда ему принесут соевое латте, которое он так и не выпьет.
Вот бармен, спорит на спортивные темы с клиентом, которого он через пару минут убьет.
Первым к ней повернулся Джо Кэттери:
– Через несколько минут я буду мертв. Раз ты здесь, почему бы тебе не вмешаться? Честное слово, я хотел бы снова увидеть жену и детей.
– Прости, но все уже произошло. Я здесь лишь для того, чтобы во всем разобраться.
– Я всего лишь зашел, чтобы пропустить пару бокалов. Я никому ничего плохого не сделал.
– Пока нет, но скоро сделаешь.
Затем она увидела, как Мейси и Чи-Чи встали и направились к лестнице, что вела вниз, к туалетам.
– Мы собирались где-нибудь пообедать, – сказала ей Мейси. – У меня классный бойфренд и неплохая работа. Я счастлива. И все равно я никто. Я ничего собой не представляю. Никому до меня нет дела.
– Неправда. Мне есть до тебя дело.
– Но для этого я должна умереть.
– Они ведь все умрут, не так ли? – с бокалом в руке к ней развернулась Стелла. Из раны на ее горле вытекала кровь. – Тебе на всех наплевать. Тебе до кого-то есть дело лишь тогда, когда он в луже крови валяется на земле.
– У меня есть любимый мужчина. У меня есть помощница и друзья. У меня есть кот.
– У тебя нет ничего, потому что внутри тебя пустота. У тебя там трещина, поэтому долго ничего не задерживается. – С этими словами Стелла приподняла бокал и, мотнув головой, откинула от лица слипшиеся от крови волосы. – Ты – убийца. Вот ты кто.
– Неправда, я – коп.
– Твой жетон – не более чем оправдание. Он открывает тебе двери. Ты ведь убила его, признайся, ведь так? Эй, Ричи!
Ее отец тоже повернулся, сидя на табурете. Из многочисленных ран на теле струилась кровь. Ран, которые нанесла ему она – истерзанный, надломленный ребенок восьми лет.
– Привет, малышка! Давай-ка выпьем за воссоединение семьи!
Когда-то он был хорош собой, вспомнилось ей, настоящий красавец, истинный мачо. Увы, выпивка и грязные делишки наложили свой уродливый отпечаток и на его лицо, и на характер. Да, когда-то это была красивая пара, подумала Ева. Но то, что жило в них, разложило их изнутри, разъело тело и душу.
Нет, она не их ребенок. Не была и никогда не будет.
– Вы мне не семья.
– Что, снова проведешь тесты ДНК? – подмигнув, спросил отец, потягивая пенное пиво. – Ты моя плоть и кровь. Я сижу в твоих косточках, в твоих кишках, точно так же, как и Стелла. А ты убила меня.
– Ты насиловал меня, насиловал снова и снова. И бил. Снова и снова. Ты сломал мне руку, ты душил меня. Ты разорвал меня своим членом до кровотечения. Я же была всего лишь ребенком.
– Неправда, я заботился о тебе! – воскликнул он и швырнул на пол стакан. Но все осталось по-прежнему. Те же разговоры, тот же смех. – Я до сих пор могу о тебе позаботиться. Прошу принять это к сведению.
– Я тебя больше не боюсь.
Его лицо расплылось в улыбке, обнажив острые, блестящие зубы.
– Ты уверена?
– Она и меня убила, – напомнила ему Стелла. – Какой же сукой нужно быть, чтобы убить собственную мать?
– Я тебя не убивала. Это Маккуинн.
– Это ты довела его до убийства. Ты обманула меня, использовала в своих целях. Думаешь, тебе это так сойдет? Ты считаешь, что можешь после этого жить?
Они все еще в состоянии сделать ей больно, поняла Ева. Ей и впрямь было больно. Где-то в самой глубине ее естества.
– Могу и буду.
– Ты надломлена изнутри, и я внутри тебя, как когда-то ты была внутри меня. Живи с этим, сука.
– Стелла, угомонись. Представление начинается.
Вокруг них посетители бара уже разразились истошными воплями. Они накинулись друг на друга, принялись царапаться и кусаться, пустили в ход ножи и вилки. Некоторые уже лежали на полу, истекая кровью. Всех их затопчут в давке. Вскоре к крикам присоединился безумный хохот. Какая-то женщина развернулась, как будто делая пируэт; и кровь, что фонтаном била из ее горла, забрызгала все вокруг – пол, стены, мебель.
– Не хочешь поиграть? – спросил Ричи у Стеллы.
– У нас всего двенадцать минут.
– Тогда чего мы ждем?
Стелла пожала плечами и допила стакан. Они вместе повернулись к Еве.
– Время свести счеты, – сказала Стелла.
Ева вытащила пистолет и выстрелила, но они продолжали наступать на нее.
– Мертвых не убьешь. С этим тебе придется жить, – сказала ей Стелла и, словно хищница, набросилась на нее.
Ева отбивалась, спасая свою жизнь и рассудок. Поскользнувшись в луже чьей-то крови, она попыталась сохранить равновесие, но уже в следующий миг вскрикнула от боли, подвернув руку. Боль пронзила ее, словно электрический разряд. Ева была готова поклясться, что услышала, как треснула кость – точно так же, как когда-то в детстве.
«Очнись, очнись», – взывал к ней собственный мозг.
Затем она услышала его голос. Почувствовала, как он пытается ее успокоить.
И она зарылась лицом ему в грудь.
– Успокойся, очнись, я с тобой, здесь, рядом.
– Со мной все в порядке.
– Неправда. Но я с тобой.
Она не стала открывать глаз. Просто прижалась к нему, вдыхая его запах вместо запаха крови и удушливых духов Стеллы. Запах ее любимого Рорка.
