Джейс посмотрел на Люка. Люк взирал на сестру с выражением крайней печали, такой же глубокой, как смерть. И если Клэри только что обрела своего брата, то он потерял Аматис, и эта потеря была необратимой.
Джонатан посмотрел на своего лейтенанта.
– Прости, – сказал он. – Мне не следовало тебя создавать. – И отвернулся.
Люк кивнул Джейсу, и Джейс с размаху швырнул Чашу в кольцо. Она упала и разлетелась на куски.
Аматис прижала руки к груди. На какое-то мгновение – всего лишь на мгновение – в ее глазах, обращенных к Люку, мелькнула любовь.
– Аматис, – прошептал он, но веки Аматис уже опустились.
Вскоре весь зал наполнился трупами.
В глазах Люка было столько боли, что Клэри была не в состоянии смотреть на него. Вдруг она услышала крик, который, нарастая, переходил в вой. Стены завибрировали.
– Лилит, – прошептал Джонатан. – Она оплакивает своих умерших детей, оплакивает… меня.
Эмма вытащила меч из тела фейра. Она думала только о том, чтобы добраться до Джулиана… Если с ним что-нибудь случится, весь мир рухнет, и уже ничего не исправить.
Джулс все так же лежал у колонны, Блэкторны сбились в кучу рядом с ним, и вдруг мальчик приподнял голову. Эмма оглянулась: на что он смотрит?
По всему залу, как шахматные фигуры, падали Помраченные – молча, без криков. Фейры в ужасе пятились.
Под сводами раздался громкий победный крик, но Эмма не слышала его. Она приблизилась к Джулиану и остановилась, не зная, что сказать.
Он начал первым:
– Эмма, мне показалось, что тот воин собирался убить тебя…
– Со мной всё в порядке, – покраснела она. – А ты как?
Он покачал головой, в глазах появилась боль.
– Я убил его, – произнес он. – Я убил своего отца.
– Это был не твой отец. – Горло сжало, и она стала чертить что-то на тыльной стороне его руки. Ни единого слова – палец выписал Руну храбрости и кривобокое сердце.
Джулс покачал головой, как будто говоря: нет, нет, я этого не заслуживаю, но она нарисовала снова, а потом прижалась к нему, хотя и была вся в крови.
С площади в зал стекались нефилимы. Эмма увидела, что к ним приближается Хелен, держа Алину за руку, и впервые с тех пор, как они покинули Институт, у нее появилась надежда, что, возможно, все кончится хорошо.
– Они мертвы. – Клэри с удивлением оглядела зал. – Все…
Джонатан приглушенно засмеялся.
– Пред смертью сделать я хочу добро, хоть это непривычно мне
[7]
, – прошептал он, и Клэри узнала цитату из «Короля Лира». – Помраченных больше нет.
Клэри наклонилась над ним:
– Джонатан, прошу тебя. Скажи, как снова открыть границу. Как нам попасть домой? Уверена, должен быть путь.
– Пути… пути нет, – прошептал Джонатан. – Проход я разрушил. Это… это невозможно… Прости…
Клэри нахмурилась. Она хотела спасти мир, но все, кого она любила и любит, умрут. На миг в ее сердце закралась ненависть.
– Все так. – Джонатан не спускал с нее глаз. – Возненавидь меня. Возрадуйся, когда я умру.
Клэри посмотрела на мать; лицо Джослин, казалось, окаменело от горя. Девушка вспомнила площадь в Париже: они с Себастьяном сидят за столиком в кафе, и он говорит: «Ты смогла бы простить меня? Возможно ли вообще простить такого, как я? А если бы Валентин воспитывал нас вместе? Ты бы любила меня?»
– Я испытываю ненависть не к тебе, – сказала она, – а к Себастьяну. Тебя я не знаю.
Джонатан закрыл глаза.
– Однажды мне приснилась зеленая поляна, – прошептал он, – сельский дом, маленькая рыжеволосая девочка и приготовления к свадьбе. Если другие миры существуют, то, может быть, это был тот мир, в котором я хороший брат и хороший сын.
Клэри вздрогнула. Они были настолько похожи с Джонатаном, что даже видели одно и то же. Она была уверена, что тот мир, о котором говорит юноша, действительно существует.
– Себастьян… Валентин впустил яд в твое сердце, он научил тебя ненавидеть. У тебя не было выбора, никогда. Но меч все это сжег. Теперь ты не Себастьян, ты – Джонатан. Готова поверить в то, что ты хороший брат.
По его лицу пробежала тень горькой улыбки.
– Да, это так… Огонь твоего меча выжег кровь демона. Всю жизнь эта кровь отягощала меня, резала сердце. А теперь… Я никогда не чувствовал себя так… легко, – тихо сказал он, закрыл глаза и умер.
Клэри с трудом удерживалась от рыданий.
– Мамочка, – прошептала она, но Джослин даже не взглянула на нее. Не взглянула она и на Люка, который нежно положил руку ей на плечо.
Клэри отвернулась, это было невыносимо. Я никогда не чувствовал себя так легко.
Пробираясь между телами, она осознавала свое поражение. Спасти друзей невозможно.
– Себастьян умер, – тихо сказала она, ни к кому не обращаясь.
Джейс взял ее руки, покрытые грязью и кровью, поднес к лицу и поцеловал.
– Джейс только что рассказал нам, что произошло в пустыне. Оказывается, ты все время дурила Себастьяна, – услышала она голос Саймона.
– Да, я обманывала его, но не тогда, когда он снова стал Джонатаном.
– Жаль, что мы ничего не знали о твоем плане, – вступила Изабель.
– Простите меня, – прошептала Клэри. – Но я боялась, что наш с Джейсом план не сработает. Если честно, я и сама не слишком надеялась.
– Надеяться надо всегда, это единственное, что нас поддерживает, – сказал Магнус; он выглядел ужасно.
– Я хотела, чтобы Себастьян поверил мне. А значит, надо было сделать так, чтобы и вы поверили. Он должен был видеть вашу реакцию.
– Но Джейс знал… – ревниво сказал Алек.
– Я старался не смотреть на нее с того самого момента, как она уселась на этот трон, – произнес Джейс. – Я отдал этому мерзавцу браслет и… – Он замолчал. – Простите. Мне не следовало называть его мерзавцем. Себастьян был мерзавцем, но Джонатан – нет. Клэри, ваша мать…
– Она дважды потеряла ребенка, – закончил его мысль Магнус. – Мне кажется, нет ничего страшнее.
– Но что нам делать, ведь из Царства демонов пути нет? – спросила Изабель. – Клэри, но мы должны вернуться в Идрис. Прости, что задаю этот вопрос, но Себ… Джонатан говорил что-нибудь, как открыть границу?
Клэри помолчала.
– Он сказал… что это невозможно. Что граница закрыта навсегда.
– Значит, мы в ловушке… – В глазах Изабель мелькнул страх. – Навсегда? Не может быть… А какое-нибудь заклинание? Магнус…
– Он не солгал, – печально ответил Магнус. – Вновь открыть пути в Идрис мы не сможем.