А те, кто отправил его сюда копать эту грязь, а потом отправил ее копать и группу Митича, скорее всего из числа тех, кто заинтересован к возвращению старой практики работы, которая была до Мюллера. И для этого им надо как следует окатить грязью ЦРУ.
Мерзость какая…
– У нас есть подозреваемые по стрельбе в аэропорту?
– Работа идет, – уклончиво сказала Каррера, – ты же понимаешь, что с современными базами данных мы все равно найдем ублюдка.
– Или ублюдков.
– Что?
– Или ублюдков. Он не мог работать один.
И тут Козак заметил кое-что неладное. Очень неладное.
– Сиди…
Первым делом он машинально проверил, на месте ли пистолет. Пистолета, само собой разумеется, не было…
– Есть пистолет? – спросил он.
Каррера передала ему под столом один из двух «глоков», которые носила. Полицейские обычно носят большой и маленький пистолет, первый и второй, но те, кто попадал в действительно серьезные дела, носят два одинаковых. По многим причинам.
– Что, нахрен, происходит?
– Не знаю…
…
– Но что-то происходит.
Днепропетровск.
Аэропорт – набережная.
10 июля 2019 года
Семен Рабинович на этот момент был самым богатым человеком Украины…
Он был богаче всех, сын своего города, который некоторые предлагали назвать «Иерусалим-на-Днепре», сын двоих советских инженеров-евреев. Пределом мечтаний родителей была квартира, он в своем поместье в Швейцарии построил убежище более чем за сто миллионов долларов, подземное, многоэтажное, способное защитить от ядерного взрыва. Еще одной его причудой было то, что он никогда не удалялся далее чем на тридцать минут быстрой езды от того места, где стоял его самолет, заправленный и готовый к взлету. Он не доверял никому и нигде – не чувствовал себя в безопасности.
Никому. Нигде.
То, что он был не таким, как все, было понятно еще со школы. Его одноклассники зубрили уроки, он никогда и ничего не учил. Для того чтобы ответить на пятерку, ему достаточно было взять учебник и один раз прочитать…
Неизвестно, кем бы он стал в единой стране. Неизвестно, чем бы в единой стране стал Днепропетровск. Неизвестно, как бы сложилась в единой стране судьба Украины. Падение СССР – это во многом результат игры трех игроков – Михаила Горбачева, Бориса Ельцина и Леонида Кравчука. Ельцин не мог ничего сделать с Горбачевым, у него не было легальной возможности ни скинуть его, ни занять его место самому. Кравчук, в общем-то, не был каким-то злостным сепаратистом, просто он последовательно реализовывал существовавшую еще при Шелесте установку киевской интеллигенции и номенклатуры как минимум на максимальную автономию, а как максимум – на независимость. Украинская верхушка хотела независимости еще в семидесятые-восьмидесятые, и Кравчук просто пытался это реализовать без социального конфликта и крови. На каком-то этапе интересы и векторы усилий Ельцина и Кравчука совпали – результат мы видим по Беловежской Пуще. Но вот в дальнейшем Ельцин и Кравчук видели будущее совсем по-разному. Ельцин полагал, что развал – это ненадолго, и делал все, чтобы сохранить политический контроль над Украиной, одновременно резко размежевываясь экономически. У Ельцина была команда Гайдара, чтобы провести самые болезненные реформы, и был Газпром как источник выручки. У Украины не было ни того ни другого. Кравчук старательно вычеркивал из текста соглашений по СНГ то, что могло быть потом использовано как средство лишения Украины независимости, например, единые военные и милицейские структуры. Но при этом он выступал за тесное экономическое взаимодействие на период окончательного развода, например, предлагал на какое-то время ввести некий единый переходный рубль. Конечно, Кравчук делал это в интересах Украины, его целью был именно полный развод. Ельцин отказался принимать экономический план Кравчука, в результате экономика Украины рухнула в глубокую пучину. Отрезанная от основного рынка сбыта, от привычных правил, Украина камнем пошла на дно…
Рабинович первый кооператив открыл уже в восемьдесят восьмом. Мафия в Днепре уже была солидная, всесоюзного уровня. Девятнадцатого авгус-та девяносто первого он был в Москве, вместе с партнерами меняли доллары – тогда подсудное дело. Встреча была ночью. На дороге. Услышали шум, увидели идущие танки, схватили каждый свое и разбежались.
В начале девяностых он торговал всем, начиная от компьютеров и заканчивая женскими прокладками. Но уже тогда он понимал, что будущее не в этом. Под ногами валялись, подобно умирающим китам, гиганты отечественной промышленности, созданные трудом поколений людей. Лежали, умирая. И дело даже было не в том, что их продукция была неконкурентоспособной… сталь… прокат… коксующиеся угли неконкурентоспособными быть не могут. Их просто никто не учил выживать в новой реальности, они были похожи на тигра в зоопарке, хищника, который привык к тому, что дважды в день через решетку клетки ему перекидывают кусок окровавленного мяса. Но клетки больше не бы-ло, и решетки больше не было, были только бывшие зрители, которых можно было есть хоть живьем, хоть как…
Они тогда брали на себя функции снабженцев. Сбытчиков. Меняли валюту, тащили через границу сырье. Проводили вексельные схемы и зачеты – правительство в безнадежной борьбе с инфляцией зажимало денежную массу, но нарождающиеся банки использовали собственные векселя в качестве квазиденег, проводили взаимозачеты, расшивку платежей, проплачивали комплектующие. И за несколько месяцев прибирали к рукам производства, которые теоретически могли стоить миллиарды. Долларов, а не рублей, и тем более не идиотских купоно-карбованцев. Прибирали за сотую долю стоимости, а больше оно и не стоило. Потому что любой товар стоит ровно столько, сколько за него готовы платить.
Таким образом, уже через десять лет он сумел взять под свое крыло больше ста предприятий реального сектора экономики и полностью монополизировать такие сектора экономики, как пассажирские авиаперевозки. Первоначально он и его группа были всего лишь одними из многих в Днепре – из Днепропетровска вышло как минимум три финансово-промышленные группы общеукраинского уровня. Но после того как Лазорко и его партия «Община» пролетели на выборах, а сам бывший премьер был вынужден бежать из страны и приземлился на американских нарах, большая часть кусков, которые нахватал Лазорко (точнее его водитель, он был одним из самых богатых людей Украины, потому что имелдоли во всех бизнесах, а премьер требовал обычно пятнадцать процентов только за уважуху), – в основном достались именно Рабиновичу и его группе. С тех пор они стали одной из самых влиятельных украинских бизнес-групп.
В политику Рабинович особо не лез никогда, предпочитая давать понемногу всем, но он изменил своему правилу в две тысячи четырнадцатом. Почему? Частично потому, что его до этого сильно прищемили ставленники действующего президента. Частично потому, что ему предложили, обстановка была такой, что только действительно влиятельные люди могли удержать обстановку в регионах, а в условиях полного политического банкротства всех и вся вес тех или иных фигур начал определяться исключительно по деньгам. Частично потому, что понимал – после захода России он не сохранит свои активы и, может быть, не сохранит и свою жизнь. И дело даже не в том, будет ли Россия целенаправленно охотиться за ним или нет. А в том, что сложившийся в Украине режим зарабатывания и сохранения денег не имеет ничего общего с тем, который принят в России. В России девяностые просто были прекращены волевым решением, а те, кто имел к ним отношение, кто лег в землю, кто сел в тюрьму, кто отправился в эмиграцию. А в Украине девяностые не прекращались никогда. Рабинович был таким же, как Березовский и Гусинский, он это понимал, равно как и то, что с современной российской действительностью и вообще с любым правовым государством он не совместим. И он, Рабинович, внес немалый вклад в то, что девяностые на Украине продолжились.
