Заложнику сунули мобильник.
— Звони родственникам. — Султан для острастки влепил пленнику увесистую пощечину. — Компаньонам. Всем, у кого есть деньги.
Он перевидал на своем веку много заложников. В Грозном была целая невольничья биржа, куда их свозили. Избитые, измордованные, жалкие. Некоторые ломались долго, некоторые очень быстро. Но этот слизняк — нечто особенное даже среди них. Не мужчина, не женщина, так, тварь какая-то неопределенная. И надо же, деньги как-то делал!
— Да, да, конечно, — кивал Анатолий Алексеевич. — У меня нет родных.
— Сиротинушка, — хохотнул Султан. — Мне не нужны твои родные. Мне нужны деньги.
— Будут деньги… Будут…
Пленный снова и снова набирал телефонные номера. Безуспешно…
Султан, зарычав, повалил его на пол. Ударил пару раз ногой по ребрам.
— Ты крутить вздумал, сука?
— Нет… Еще звонок… Попозже. Они будут!
— Ладно. Давай данные на твою фирму…
Паспорт у заложника был при себе. В него вложены какие-то квитанции, бумажки.
Султан посмотрел на часы. У него на сегодняшний день было намечено решение еще одной небольшой, но довольно важной проблемы.
— Я поехал, — сказал он своим цепным псам. — Без меня барана не уродуйте. Завтра приеду, продолжим…
Анатолия Алексеевича оставили в подвале в полном одиночестве. Здесь было прохладно. Выйти отсюда можно было только поднявшись по ржавой, на вид крайне ненадежной алюминиевой лестнице к тяжелому металлическому люку. Лампочка светила тускло. Из мебели наличествовало несколько покосившихся стульев, на которых можно было устроиться на ночь.
Заложник уселся на стуле, откинулся на спинку, скрестив руки на груди, прикрыл глаза.
В этой позе просидел часа полтора.
Люк открылся. В подвал протиснулся грузный, с одышкой Бадри, которого Анзоров оставил присматривать за пленным. Поставил на пол поднос с какой-то похлебкой и хлебом. Пнул ногой пленного.
— Жри…
Заложник закивал, послушно схватил еду и стал жадно ее поедать.
— Жри, собака. Жри. — Бадри наслаждался видом униженного человека.
Пленный, держа почти опустошенную тарелку, опасливо поднял глаза на Бадри и спросил:
— А можно вас попросить стакан воды?
Бадри размашистым ударом руки выбил тарелку, так что она подлетела и покатилась с грохотом по полу. Влепил пощечину заложнику и зарычал, как разбуженная злая псина:
— Запомни. Ты никто. Ты раб. Ты должен делать то, что тебе говорят. И брать то, что дают. Ты понял?
— Понял.
— И не разевать рот, когда не спрашивают. Ты понял?
— Понял.
Бадри отвесил ему затрещину. Заложник пригнулся и рука только скользнула по его макушке.
— Ты ничего не понял… Теперь говори.
— Я все понял… Я буду делать, как вы хотите, — мягко заговорил пленный. — Я хочу жить…
Голос его приобрел какие-то воркующие интонации.
— Зачем ты бьешь меня? — продолжал он, не обращая внимания на метающего глазами молнии Бадри. — Мне же больно. Я человек, как и ты. Я ощущаю боль. Представь, что ты бьешь себя… Мы едины. Мы все люди. Наши души соприкасаются…
Бадри застыл, ощущая себя как-то странно. Слова этого человека окутывали его, сдавливали мягко, но мощно, как кольца анаконды. Лишали обычного его стремления к импульсивным, жестоким действиям.
— Я тоже человек. — Пленник приблизился к тюремщику и перешел на шепот. — Я мог бы стать твоим другом… Я стану твоим другом… Я стану твоим братом…
* * *
Влад обнял Настю.
— Это надолго? — спросила она.
— Я не знаю… Все очень сложно… Я не могу тебе сказать всего… Пойми, Настюха…
— Я понимаю… — Она прижалась к нему.
Ветер трепал ее просторный модный ярко зеленый плащ, в котором она походила на фею леса. Они стояли около невзрачного «Москвича». Человек за рулем терпеливо ждал. Он будет ждать сколько угодно, не высказывая ни малейшего недовольства. Это его работа — ждать и делать то, что прикажут.
— Папка, а мы море увидим? — дергал Влада за куртку Вовка.
— Увидите.
— А там вода черная?
— Почему черная?
— Так море Черное…
— Море Черное, а вода зеленая.
— В Черном море должна быть черная вода, — озадачился Вовка такой явной несообразностью.
— А в Красном море? — полюбопытствовал Влад.
— Красная… Пап, а…
Машины стояли, прижавшись к обочине трассы, ведущей на аэропорт Шереметьево-2. Это был миг прощания. Надолго? Навсегда?
Настя ко всему привыкла. Она жила, зная, что в любой момент может разбить ее только устоявшуюся жизнь телефонный звонок, и ей придется убираться на другой конец света, бросая вещи, квартиру. Так уже бывало. Этот означало, что у Влада охота, притом охотится не только он, но и за ним. Рядом с охотником, когда он вышел на след, не должны идти женщина и ребенок. Они должны ждать в теплом и сокрытом от чужих взоров убежище. Еще она знала, и это знание наполняло ее холодом, что однажды может случиться так, что придут хмурые люди и скажут: «Влад не вернется. Он был хорошим солдатом». И она молилась, чтобы этот миг не наступил. И чтобы миновала их чаща сия. Единственно, чем она могла помочь самому дорогому человеку на земле — это молитвами.
— Вовку держи в ежовых рукавицах, — с напускной серьезностью напутствовал Влад.
Вовка тут же начал толкать свою старую теорию, что в ежовых рукавицах должны быть ежи.
— Ладно… Вам пора.
— Влад… Будет очень горячо?
— Не горячее, чем на сковородке.
Они стояли, обнявшись, еще долго.
Время вышло. Влад еще раз подбросил на руках Вовку, усадил его в машину, крепко сжал руку Насти. Кивнул водителю.
Настя захлопнула дверь. И «Москвич» тронулся вперед.
Влад постоял, смотря им вслед. Вскоре самолет унесет их вдаль. Там тихо, плещут волны, безопасно. Там за ними будут приглядывать люди, которым можно доверять.
У здания цирка на Цветном бульваре он подсадил в машину старого боевого товарища и командира, оперативного координатора «Пирамиды» Медведя, в миру полковника милиции Олега Денисова, заместителя начальника регионального московского Управления по борьбе с бандитизмом МВД. «Форд» сразу просел — полковник обладал воистину богатырскими габаритами, даже Влад по сравнению с ним выглядел поскромнее. Координатор в стильном белом плаще смотрелся вальяжно, как бизнесмен средней руки.
— Ну, что скажешь, брат Пушкин? — осведомился Денисов.
