Как Марина осваивала сельскохозяйственные премудрости – отдельный разговор. По деревне до сих пор анекдоты ходят, как она морковь в руках крутила и спрашивала: «Простите, пожалуйста, а где здесь семена?» Или грибы в лесу собирала – умудрилась ни одного съедобного не подобрать. Но посмотрели бы вы сейчас на ее цветники да грядки! Книжек начиталась, по агрономной науке с двух соток столько картофеля собирает, сколько соседи с двадцати. К ней за опытом теперь ходят.
До пенсии Марине еще без малого десять лет, работает она в местной администрации. Летом на велосипеде, зимой и в распутицу пешком три раза в неделю пять километров туда и пять обратно отмахивает. Раньше, когда лифт ломался, на восьмой этаж с проклятиями и едва ли не на четвереньках тащилась.
Хочет козу завести, чтобы молоко свое было. Подружки из Москвы приехали, Маринка им рассказала про козу – они плечами пожали. Марина и коза! Была ведущим инженером в НИИ, а теперь – коза! А сами по утрам выскакивают и первым делом бегут смотреть, что за ночь на плантации изменилось. И восхищаются: ах, огурчик был с мизинчик, а теперь богатырь! ах, цветочек распустился!
Подруги у Марины – женщины образованные, под каждый факт теорию подводят. Говорят, что Маринка вместо мужика влюбилась в райское пейзанское место. Она не соглашается.
– Это место не на земле, а в голове находится. Что здесь особенного? – разводит она руками. – Деревня и есть деревня. Либо засуха, либо потоп, в нашем климате равновесия не бывает. Хотя, конечно, нет одного дня, похожего на другой. Все постоянно меняется – растет, колосится и созревает. А зимой мертвая тишина и красотища. Но главное, что тут, – она стучит себя по лбу, – что в голове созревает, мы понять не можем. Черепушку ведь не откроешь, не прочтешь. Нужен сильный раздражитель, чтобы информацию раскодировать и на дисплей вывести. У меня было одно чудное деревенское утро, а потом еще два года я проверяла достоверность полученных сведений, действительно ли мне хочется начать с нуля.
– Но ведь одной тяжело? – допытываются подруги. – Без мужа или друга?
Марина покорно соглашается. Потому что до главных истин человек должен дойти сам, а подруги еще надеются: одна – встретить седого принца, другая – перевоспитать мужа, которому за шестьдесят.
На самом деле, оглядываясь назад, вспоминая мужчин, из-за которых она травилась, сходила с ума и лечилась от срамных болезней, Марина никакого волнения не испытывает. Считала, что ее глубоко ранили, травмировали. Да ничего подобного! Маленького шрамика не осталось! Все их мерзкие поступки – это даже не царапина на стекле, а вода, которая стекла без следа. И за стеклом – другая жизнь! Единственная ее потребность в мужчине – это нужда в грубой физической силе, без которой в деревне не обойтись. Но сено для козы на зиму за магарыч может и сосед накосить.
Пари
Степан Пряхин и Коля Новиков поспорили. Говоря красиво, заключили пари. Предметом их спора была не женщина. Это только в кино для закручивания сюжета герои спорят, что один из них охмурит женщину. Потом сам в нее влюбляется, потом она узнает о споре. Героиня взлетает, оскорбленная, на недоступную нравственную высоту, а он, униженный, внизу барахтается, но к финалу все-таки покоряет вершину. Никто не задумывается, что, не будь возмутительного спора, красавец Рыбников не обратил бы внимания на мелкую Румянцеву в «Девчатах». А мымра Фрейндлих в «Служебном романе» не удостоила бы взглядом рохлю Мягкова.
Но, повторяю, не о женщинах спорили Степан и Коля. Они давно и прочно женаты, дети – школьники, жены проверены в семейных баталиях, тещи по старости присмирели. Степан и Коля работают в типографии: один – технолог-печатник, другой – мастер по оборудованию. Сегодня запускали тираж нового иллюстрированного журнала. Был аврал как в полевом госпитале, когда хирургов и медсестер не хватает, а раненые все поступают и поступают, кровью истекают. Только с хирургов за умерших из зарплаты не вычитают, а Коля и Степа материальную ответственность за брак несут. Словом, денек выдался! В туалет не сбегать, не то что пообедать.
Степан везет Колю на своем «жигуленке» домой, они живут по соседству. По радио диктор рассказывает о конкурсе по скоростному поеданию пельменей. Победитель за шесть минут умял двести штук.
– Слабак! – Коля сглатывает набежавшую голодную слюну. – Я триста штук в один прием легко съедаю. Причем пельмени производства моей жены Гали в три раза крупнее стандарта.
На разговоры о еде желудок Степана отвечает длинным и тоскливым подвыванием. Ни Коля, ни Степа никогда пельмени не пересчитывали и поштучно не ели. Но сейчас им кажутся единственно достойными порции, состоящие из сотен и сотен пельменей.
– Полтыщи штук – моя средняя норма, – говорит Степа. – Под рюмочку! Пельмени без водки – ноль пять десятых удовольствия.
– Точно! – соглашается Коля. – Я тут по телевизору видел: едят пельмени и пьют коньяк!
– Извращенцы. Они бы еще шампанским запивали. К пельменям только водка! – решительно заявляет Степан.
– Она, родимая, – подтверждает Коля.
Несколько минут они молчат. Воображение рисует картины: парок над тарелкой с горячими пельменями, кусочек масла на поверхности скользит и тает, рюмка запотевшая, потому что водка из холодильника, тягучая, как жидкое стекло… От этих видений слюна литрами вырабатывается, желудки тоскливо урчат, перекликаются. До дома еще минут двадцать ехать. И не факт, что там ожидает ужин в виде пельменей. Но хочется именно пельменей.
– Про полтыщи ты загнул, – качает головой Коля. – Если в охотку, то и четыре сотни можно принять. А пять – вранье! Ты же рыбак, верно? По-рыбацки и сочиняешь. Поймал рыбу с… – Коля насмешливо округляет пальцы рук, – с во каким глазом!
– Не веришь?
– Как профессионал? Не верю!
– Ты, значит, в пельменях профессионал, а я – любитель?
– Вроде того.
Степан тормозит на красный свет светофора, поворачивается к Коле и протягивает руку:
– Спорим?
– Спорим! – соглашается Коля.
Не разнимая рукопожатия, они уточняют детали:
– Кто больше съест?
– Точно. Но не на скорость, чтобы не давиться, а в удовольствие?
– Под водку?
– Ясен пень!
Зажегся зеленый свет, Степан вернулся к управлению автомобилем.
В магазине, куда они завернули, чтобы сделать покупки, продавщица возмутилась:
– Вы что, мужики? Как это взвесить два раза по пять сотен пельменей? По штукам? По штукам не отпускаем, только на килограммы.
– Сколько штук в килограмме? – спросил Коля.
– А я считала? – вопросом на вопрос ответила продавщица.
– Зависит от сорта, – подала голос женщина из очереди. – Если мелкие ручной работы, то больше, а если из машины, то меньше.
– Нам ручные, – сказал Степа.
