— Годольфин, — сказал Макганн, — вы что-то надолго замолчали, а это вам не очень свойственно.
— Набираюсь ума-разума, — ответил Оскар.
— Вы пришли к каким-нибудь заключениям?
— История циклична, — начал он неторопливо. Никогда еще ни один человек не был так уверен в своих слушателях, как он в эти минуты. — Мы приближаемся к концу тысячелетия. Разум будет вытеснен верой в чудеса. Холодность уступит место чувству. Я полагаю, что если бы я был опытным эзотериком и обладал историческим чутьем, то мне бы не составило особого труда выяснить конкретные детали того, что попытались сделать тогда, — этого эксперимента, как выразился Блоксхэм, и, вполне возможно, мне пришла бы в голову мысль, что сейчас самое время предпринять его снова.
— Весьма правдоподобно, — сказал Макганн.
— А кто даст этому человеку необходимую информацию? — поставил вопрос Шейлс.
— Он сам узнает ее.
— Из какого источника? Любая хоть сколько-нибудь значительная книга спрятана здесь, под нами.
— Любая? — сказал Годольфин. — А откуда у тебя такая уверенность?
— Я уверен в этом потому, что за последние два столетия на Земле не было предпринято ни одного значительного магического опыта, — ответил Шейлс. — Эзотерики утратили силу. Если бы где-нибудь появились хотя бы малейшие признаки магической деятельности, мы бы тотчас узнали об этом.
— Мы же не знали о дружке Годольфина, — сказала Шарлотта, лишив Оскара удовольствия высказать ироническое замечание, которое уже готово было сорваться с его языка. — Да и как мы можем быть уверены в том, что библиотека осталась в неприкосновенности? — продолжала Шарлотта. — Может быть, некоторые книги были похищены?
— Кем? — спросил Блоксхэм.
— Да хотя бы тем же Даудом. На них даже и каталог-то составлен не был. Я помню, Лиш пыталась сделать это, но все мы знаем, что с ней случилось.
То, что произошло с Лиш, было еще одним темным пятном в истории Общества. Одержимая Клара Лиш взяла на себя задачу составить полное описание томов, находящихся в собственности Общества. Во время работы с ней произошел удар. Два дня она пролежала на полу в подвале. Когда ее наконец нашли, она была едва живой и абсолютно сумасшедшей. Тем не менее она выжила и в настоящий момент, одиннадцать лет спустя, по-прежнему была обитательницей богадельни в Суссексе. Рассудок к ней так и не вернулся.
— Но не так-то уж трудно установить, побывал там кто-нибудь или нет, — сказала Шарлотта.
— Да, надо осмотреть библиотеку, — согласился Блоксхэм.
— Стало быть, вы этим и займетесь, — сказал Макганн.
— Но они могли раздобыть информацию и не в нашей библиотеке, — заметила Шарлотта, — есть и другие источники. Не станем же мы утверждать, что все книги, в которых говорится об Имаджике, находятся в наших руках?
— Нет, конечно, — сказал Макганн. — Но уже много лет назад Общество перебило хребет магической традиции. Мы все знаем, что культы, существующие в этой стране, не стоят и ломаного гроша. Они стряпают свои учения, таща с миру по нитке. Бессмысленная сборная солянка. Никто из них не обладает достаточным знанием, чтобы помыслить о Примирении. Большинство из них даже не знает, что такое Имаджика. Максимум, на что они способны, — это наслать порчу на своего начальника в банке.
В течение долгих лет Годольфин слышал подобные речи. Рассуждения о том, что магия в западном мире пришла в упадок. Самодовольные отчеты о культах, которые, после соответствующих расследований, оказались группками псевдоученых, обменивающихся шарлатанскими теориями на языке, в слова которого каждый из них вкладывал свое непонятное для других значение, или компаниями сексуально озабоченных личностей, под предлогом магических ритуалов требовавших услуг, которых без этого они не смогли добиться от партнеров. Но чаще всего это были полупомешанные искатели мифологии, которая, какой бы нелепой она ни была, смогла бы удержать их от окончательного сумасшествия. Но среди этих шарлатанов, маньяков и безумцев не мог ли найтись человек, который инстинктивно нашел дорогу в Имаджику? Прирожденный Маэстро, в генах которого оказалось заложенным что-то такое, что помогло ему воссоздать ритуалы Примирения? До этого момента Годольфин не задумывался о такой возможности — слишком он был поглощен своей тайной, с которой он прожил долгие годы, — но мысль эта показалась ему интригующей и тревожной.
— Я думаю, мы должны серьезно отнестись к возможной опасности, — произнес он, — какой бы маловероятной она ни казалась.
— О какой опасности идет речь? — спросил Макганн.
— Об опасности появления Маэстро. Того, кто разделяет честолюбивые помыслы наших предков и может найти путь к повторению эксперимента. Может быть, он не стремится к книгам. Может быть, они просто не нужны ему. Может быть, в этот самый момент он сидит где-нибудь у себя дома и решает проблему самостоятельно.
— Что же нам делать? — спросила Шарлотта.
— Мы должны устроить чистку, — сказал Шейлс. — Мне больно признаваться в этом, но Годольфин прав. Мы не знаем о том, что происходит за стенами Башни. Мы, конечно, присматриваем издалека за тем, как идут дела, и иногда устраиваем так, что кто-то успокаивается надолго, но мы не занимаемся чисткой. Я думаю, сейчас настало время для нее.
— В чем будут заключаться наши действия? — заинтересовался Блоксхэм. В его глазах цвета воды, в которой мыли посуду, появился блеск.
— У нас есть сторонники. Мы используем их. Мы заглянем под каждый камень, и, если там обнаружится нечто такое, что нам не понравится, мы уничтожим его.
— Мы не банда убийц.
— Но у нас достаточно средств, чтобы нанять их, — заметил Шейлс. — И у нас есть друзья, которые помогут нам уничтожить улики, если это понадобится. С моей точки зрения, у нас должна быть только одна цель: любой ценой предотвратить повторную попытку Примирения. Для этого мы и рождены на свет.
Он говорил абсолютно спокойным голосом, словно перечислял наизусть список покупок. Его отрешенность произвела на всех глубокое впечатление. Как, впрочем, и проявление чувства в последних словах, сколь бы завуалированно оно ни прозвучало. Кто бы мог остаться равнодушным при мысли о такой великой цели, которая через многие поколения восходила к людям, собравшимся на этом самом месте двести лет назад? К нескольким окровавленным и чудом уцелевшим, которые поклялись, что они, их дети, дети их детей и все их потомки до конца света будут жить и умирать с одной лишь целью, которая огненным факелом будет пылать в их сердцах, — с целью предотвращения второго такого Апокалипсиса.
Макганн предложил проголосовать, что и было сделано. Несогласных не было. Общество решило, что его ближайшей задачей является всеобъемлющая чистка всех элементов, вольно или невольно пытающихся проникнуть (или собирающихся предпринять такую попытку) в тайну ритуалов, целью которых является получение доступа к так называемым Примиренным Доминионам. Ввиду своей абсолютной неэффективности все общепринятые религиозные конфессии не подпадают под действие этой санкции и будут служить полезным отвлечением для некоторых нестойких душ, склоняющихся к занятиям эзотерической практикой. Мошенники и спекулянты также могут спать спокойно. Хиромантов, фальшивых медиумов, спиритов, которые сочиняют концерты и сонеты за давно умерших композиторов и поэтов, — всех их не тронут и пальцем. Искоренены будут лишь те, у кого есть шанс споткнуться обо что-нибудь связанное с, Имаджикой и так или иначе это использовать. Это дело будет трудным и иногда жестоким, но Общество готово взяться за него. Эта чистка будет не первой в его истории (хоти масштаб ее, безусловно, превзойдет все предыдущие), и в наличии имеется структура, готовая к тайным, но решительным и всеобъемлющим действиям. Первоочередной целью станут культы. Их служители будут рассеяны, а лидеры — подкуплены или заключены в тюрьму. Англию уже очищали в прошлом от всех хоть сколько-нибудь значительных эзотериков и магов. Теперь это произойдет снова.
