– Слушаюсь, господин, – сказал водитель, подчиняясь приказу.
Второй мужчина, с правой рукой в гипсе, по званию оберштурмбанфюрер, шагнул вперед, всмотрелся в знаки отличия Петера и только потом поглядел на него самого – без малейшего намека на теплоту и доброжелательность. Лицо оберштурмбанфюрера показалось Петеру смутно знакомым, но он не мог понять, где видел этого человека. Абсолютно точно не в Бергхофе: мальчик крепко держал в памяти список старших офицеров, приезжавших с визитами. Но когда-то и где-то их пути точно пересекались, в этом Петер не сомневался.
– Шарфюрер Фишер, – процедил мужчина. – Состоите в «Гитлерюгенд»?
– Да, мой оберштурмбанфюрер.
– И сколько же вам лет?
– Четырнадцать, мой оберштурмбанфюрер. Фюрер повысил меня в звании на год раньше других за отличную службу на благо Фюрера и Родины.
– Понятно. Но, насколько я понимаю, командиру нужен отряд, верно?
– Да, мой оберштурмбанфюрер, – ответил Петер, уставясь прямо перед собой.
– И где же он?
– Мой оберштурмбанфюрер?
– Ваш отряд. Сколько членов «Гитлер-югенд» находится под вашим началом? Десять? Двадцать? Пятьдесят?
– На Оберзальцберге, кроме меня, нет членов «Гитлерюгенд», – ответил Петер.
– Ни единого?
– Нет, мой оберштурмбанфюрер. – Петер смутился. Он гордился своим статусом, но и стыдился, что никогда не обучался и не жил в казарме вместе с другими членами организации, да и вовсе не встречался ни с кем из них. Конечно, Фюрер время от времени повышал его в звании, но было ясно, что это не награда за заслуги, а всего лишь знак доброго расположения.
– Командир без отряда. – Оберштурмбанфюрер, обернувшись к герру Бишоффу, хмыкнул: – Впервые о таком слышу.
Петер почувствовал, что краснеет, и пожалел, что решил к ним выйти. «Они мне просто завидуют, – сказал он себе. – И еще за все мне ответят, когда я получу настоящую власть».
– Карл! Ральф! – закричал Фюрер, выходя из дома и спускаясь с крыльца, чтобы пожать гостям руки. Он был в необычно приподнятом настроении. – Наконец-то – что вас задержало?
– Приношу извинения, мой Фюрер. – Кемпка громко щелкнул каблуками и выбросил руку в нацистском приветствии. – Поезд из Мюнхена опоздал.
– Тогда почему ты извиняешься? – спросил Гитлер. С новым водителем, в отличие от его предшественника, отношения у хозяина не складывались, – правда, когда Гитлер как-то вечером на это пожаловался, Ева заметила, что Кемпка, по крайней мере, не пытается никого убить. – Ведь не ты же задержал поезд, нет? Входите, господа. Генрих уже в доме. Я присоединюсь к вам буквально через пару минут. Петер проводит вас в мой кабинет.
Оба офицера последовали за мальчиком. Тот прошел по коридору и открыл дверь в комнату, где ждал Гиммлер. Рейхсфюрер, скривив губы в натужной улыбке, стал пожимать руки прибывшим. Петер заметил, что к Бишоффу Гиммлер настроен дружелюбно, но с оберштурмбанфюрером довольно холоден.
Оставив мужчин одних, Петер направился обратно и у окна увидел Гитлера, читавшего письмо.
– Мой Фюрер, – сказал он, приблизившись.
– В чем дело, Петер? Я занят. – Фюрер сунул письмо в карман и посмотрел на мальчика.
– Надеюсь, я уже доказал вам свою преданность, мой Фюрер? – Петер встал навытяжку.
– Да, конечно, разумеется. Так в чем дело?
– Оберштурмбанфюрер говорит, что у меня есть звание, но нет обязанностей.
– У тебя очень много обязанностей, Петер. Ты – важная часть жизни на Оберзальцберге. Кроме того, у тебя, естественно, есть учеба.
– Я думаю, что мог бы больше помогать вам в нашей общей борьбе.
– Чем помогать?
– Я хочу воевать. Я сильный, я здоровый, мне…
– Всего четырнадцать, – перебил Фюрер, чуть заметно улыбнувшись. – Петер, тебе всего четырнадцать. А детям в армии не место.
От бессильного раздражения Петер покраснел.
– Но я не ребенок, мой Фюрер. Мой отец сражался за Родину. Я тоже хочу сражаться. Хочу, чтобы вы мной гордились, и хочу восстановить доброе имя моей семьи, которое так безжалостно запятнали.
Фюрер тяжело выдохнул, о чем-то задумавшись.
– Ты когда-нибудь спрашивал себя, зачем я держу тебя здесь? – спросил он наконец.
Петер помотал головой.
– Мой Фюрер?
– Когда подлая изменница, чье имя я не намерен упоминать, попросила моего разрешения привезти тебя в Бергхоф, я поначалу отнесся к этому скептически. Я не умею обращаться с детьми. Своих, как тебе известно, у меня нет. Я не знал, понравится ли мне, если по дому будет бегать ребенок, вечно путаясь под ногами. Но у меня всегда было доброе сердце, поэтому я согласился – и ни разу о том не пожалел. Ты оказался тихим и трудолюбивым ребенком. Когда преступления небезызвестной особы были раскрыты, многие советовали мне отослать тебя прочь или предать той же судьбе, что и ее.
Петер оторопел. Кто-то предлагал расстрелять его за преступления Беатрис и Эрнста? Кто же? Кто-нибудь из солдат? Герта? Анге? Эмма? Им очень не нравится, что он занимает в Бергхофе такое важное положение? И они желали ему за это смерти?
– Но я сказал: нет. – Фюрер щелкнул пальцами, подзывая оказавшуюся рядом Блонди. Собака ткнулась носом в руку хозяина. – Я сказал, что Петер – мой друг, Петер заботится о моей безопасности и никогда меня не предаст. Несмотря на дурную наследственность. Несмотря на презренных родственников. Несмотря ни на что. И еще сказал, что буду держать тебя здесь, пока ты не превратишься в мужчину. Но ты пока еще не мужчина, маленький Петер.
При слове «маленький» мальчик побледнел; его так и распирало от досады.
– Вот подрастешь, и мы, я думаю, найдем тебе занятие. Война, правда, к тому времени давно кончится. Мы победим в следующем году или чуточку позже, это уже очевидно. А пока, Петер, твое самое главное дело – учиться. Через несколько лет, я нисколько не сомневаюсь, ты сможешь занять важный пост в Рейхе.
Петер разочарованно кивнул, но воздержался и от дальнейших вопросов, и от попыток переубедить Фюрера. Он не раз бывал свидетелем того, как Фюрер в мгновение ока теряет благодушие и впадает в ярость. Поэтому сейчас щелкнул каблуками, дежурно отсалютовал и вышел на улицу. Там, прислонясь к машине, стоял Кемпка и курил сигарету.
– Встать прямо! – крикнул Петер. – Расправить плечи!
Шофер тут же выпрямился.
И расправил плечи.
На кухне Петер методично распахивал дверцы шкафчиков и открывал жестяные банки с печеньем – искал, чем бы перекусить. Он теперь был вечно голоден и, сколько ни ел, все равно никогда не наедался; Герта говорила, что это нормально для подростка. Он снял крышку с подставки для торта и улыбнулся, обнаружив свежий шоколадный бисквит. Он уже собрался отрезать себе кусок, когда вошла Эмма.
