– Еще раз: как тебя зовут? – спросила она, оглядываясь. – Я чего-то никак не упомню.
– Пьеро.
– Что это еще за имя?
– Не знаю. – Он пожал плечами. – Мое имя, и все.
– Не пожимай плечами, – сказала девица. – Хозяйка этого не терпит. Простонародная, говорит, привычка.
– В смысле, моя тетя? – спросил Пьеро.
Девица остановилась как вкопанная и сначала смотрела на него, не говоря ни слова, а потом, запрокинув голову, так и покатилась со смеху.
– Беатрис не хозяйка, – объяснила она, – а всего лишь экономка. А хозяйка… Ну, хозяйка, она и есть хозяйка, ясно? Она тут главная. Указывает твоей тете, что делать. И вообще нам всем.
– А вас как зовут?
– Герта Тайссен, – представилась девица. – Я служанка, вторая по старшинству.
– А сколько всего служанок?
– Две. Но хозяйка говорит, что скоро понадобятся еще, и когда они появятся, я все равно буду вторая и буду ими командовать.
– А вы тоже здесь живете? – поинтересовался Пьеро.
– Ну да. Думаешь, я сюда на минуточку забежала, так, для зарядки? Тут хозяин с хозяйкой живут, когда наезжают, хотя, правда, вот уже недель несколько глаз не кажут. Иной раз на выходные заглянут, когда на подольше, а то, бывает, и целый месяц их нет. Потом еще есть Эмма – кухарка, с ней шутки плохи, учти. Потом Юте, старшая служанка. Ну и конечно же, Эрнст, шофер. Да ты его, поди, видел вчера вечером. Он прямо прекрасный! И красивый, и веселый, и заботливый. – Она на минуту умолкла и счастливо вздохнула. – Да, и твоя тетя, понятное дело. Экономка. А у входа обычно еще два солдата на страже, но они так часто меняются, что и знакомиться смысла нету.
– А где сейчас моя тетя? – спросил Пьеро, уже решив, что Герта не особо ему нравится.
– Поехала с Эрнстом под гору купить кой-чего нужное. Наверно, скоро вернется. Хотя когда они вдвоем уезжают, то сроду не угадаешь. Тете твоей его времени ни капельки не жалко. Ох, сказала бы я ей, что про это про все думаю, да только она главней меня и, не приведи господь, еще хозяйке нажалуется.
Герта открыла дверь, и Пьеро вслед за ней вошел в комнату. В центре стояла жестяная ванна, и от воды, налитой до середины, поднимался пар.
– У вас сегодня стирка? – спросил мальчик.
– Нет, это для тебя. – Герта закатала рукава. – Давай снимай свою рубаху и залезай, я тебя ототру как следует. Ты небось грязи на себе понавез невесть сколько. Французы, они все грязные, других не встречала.
– Нет. – Пьеро затряс головой и попятился, выставив перед собой ладони, как щит. Он ни за что на свете не собирался разоблачаться перед незнакомым человеком – и особенно перед девушкой. Ему и в приюте не нравилось снимать одежду при всех, а ведь в спальне были одни мальчики. – Нет, нет, нет. Ни за что. Я рубашку не сниму. Извините, но нет.
– Как же, тебя не спросили. – Герта уперла руки в боки и воззрилась на него, будто на диковинного зверька. – Приказ есть приказ, Пьер…
– Пьеро.
– И ты это очень скоро поймешь. Нам приказывают, мы выполняем. Всегда и беспрекословно.
– Не буду раздеваться, – сказал Пьеро, багровый от смущения. – Меня даже мама с пяти лет не купала.
– Мамаша твоя померла, я слыхала. А папаша сиганул под поезд.
Пьеро уставился на служанку, не в силах вымолвить ни слова. Он не верил своим ушам: как можно быть такой жестокой?
– Я сам помоюсь. – Его голос слегка дрогнул. – Я умею, я все сделаю как надо. Честное слово.
Герта сдалась:
– Хорошо. – Она сунула ему в руку брусок мыла. – Через пятнадцать минут вернусь, и чтоб от этого куска помину не осталось, понял? Иначе я сама за тебя возьмусь, и тогда уж никакое нытье тебя не спасет.
Пьеро кивнул, выдохнул с облегчением, дождался, чтобы Герта вышла, снял рубашку и осторожно залез в ванну. Лег на спину и закрыл глаза, блаженствуя. Вот неожиданный подарок; он давным-давно не принимал не то что горячей, хотя бы тепловатой ванны. В приюте вода была одна на всех, и всегда холодная. Он энергично потер в ладонях мыло, хорошенько его вспенил и начал мыться.
Скоро вода потемнела от грязи, которой накопилось изрядно. Пьеро нырнул, забавляясь тем, как сразу пропали все звуки внешнего мира, и принялся за волосы, тер голову изо всех сил. Потом, тщательно ополоснувшись, сел и стал скрести ступни и кисти. К его радости, мыло быстро уменьшалось, но он не успокоился, пока оно не исчезло совсем, – теперь Герта, когда вернется, точно не исполнит своей ужасной угрозы.
Служанка – не постучав! – вошла с большим полотенцем и развернула его перед Пьеро.
– Ну-ка, – велела она, – вылазь.
– Отвернитесь, – попросил Пьеро.
– Господи, мать честная. – Герта вздохнула, отвернула лицо и закрыла глаза. Пьеро вылез из ванны и позволил ей обхватить себя целиком. Ткань оказалась невероятно мягкая и пушистая, он и не представлял, что такая бывает; его маленькое тело блаженствовало, и он с радостью остался бы в полотенце навсегда.
– Так, – сказала Герта. – Чистые вещи я положила у тебя на кровати. Они большие, будут велики, но ничего не попишешь. Беатрис, я слыхала, повезет тебя потом под гору, там и принарядит.
Опять гора.
– А что это за гора? – спросил Пьеро. – Что это вообще за место?
– Больно ты любопытный. – Герта отвернулась. – Некогда мне с тобой болтать, дела у меня. Одевайся, а сойдешь вниз, так поешь, если голодный.
Пьеро, как был в полотенце, побежал в свою комнату; ноги оставляли на деревянном полу еле заметные следы. На постели и правда аккуратной стопкой лежало несколько вещей. Мальчик оделся, закатал рукава рубашки, подвернул брюки и, насколько мог, затянул подтяжки. Огромный толстый свитер свисал ниже колен, и Пьеро его снял, решив, что ничего, можно и померзнуть.
Он спустился по лестнице и огляделся, не зная, куда теперь идти. Вокруг было пусто, и спросить не у кого.
– Эй? – позвал он тихо, боясь слишком привлекать к себе внимание, но очень надеясь, что его услышат. – Эй? – повторил он, направляясь к входной двери. Из-за нее доносились голоса, смеялись двое мужчин.
Пьеро, повернув ручку, открыл дверь и обнаружил, что на улице хоть и холодно, но солнечно. Пьеро вышел. Мужчины бросили недокуренные сигареты, затоптали их, вытянулись во фрунт и уставились прямо перед собой. Две живые статуи в серой форме с широким черным ремнем, в серых фуражках с козырьком и черных сапогах почти до колен.
У обоих на плечах висели винтовки.
– Доброе утро, – боязливо произнес Пьеро.
В ответ не раздалось ни звука. Он прошел немного вперед, обернулся и посмотрел сначала на одного, потом на другого; они безмолвствовали и выглядели довольно-таки нелепо. Пьеро стало смешно, он растянул пальцами рот и выпучил глаза, как лягушка, стараясь не слишком хихикать. Солдаты не реагировали. Он запрыгал на одной ноге и захлопал ладонью по рту, издавая боевой клич. Ноль эмоций.
