Вопрос о том, как вписать в счастливую ситуацию Павла Тимофеевича Сарматова и Юлю Копипасту, оставался открытым, как и дверь в подъезд этим вечером. У них ещё не было тогда кодового замка, и жители открывали дверь железным ключом, похожим на маленькую кочергу. В самых важных случаях раскрытую дверь прижимали специальным кирпичом и клеили записку с жалостливым текстом про врача, который вот-вот придёт: «Просьба не закрывать дверь!» Вера написала в точности такую записку, решив, что почти не врёт — Валечка был по отношению к ней именно доктором.
Он пришёл вовремя. В квартире пахло гиацинтами, которые Вера принесла домой накануне — через несколько дней от них пойдёт смрад, как от грязных носков, но пока что цветы источали восхитительно свежий аромат. Валечка прошёл в комнату, глядя по сторонам с несколько озадаченным видом.
— Помнишь, как мы с тобой здесь сидели в ту ночь? — спросил он.
— Конечно, помню, — ответила Вера, раздосадованная тем, как Валечка выделил «ту ночь» голосом. Если бы жирный шрифт с подчёркиванием умел говорить, он именно так и звучал бы.
Вера усадила Валечку рядом с собой на диван, взяла за руку. Рука была холодной и вялой. Валечка погладил её по голове. Он выглядел печальным.
— Давай поговорим, — предложил он.
— Конечно! У нас вся ночь впереди, можно и поговорить.
Валечка вздрогнул, но Вера этого не заметила — она услышала в подъезде шаги, детские голоса и в конце концов — двойной звонок в дверь. Фирменный сигнал Копипасты.
— Мама, открывай! — сердилась Лара и колотила в дверь кулачками. — У нас тётя Юля напьянилась!
Валечка вскочил с дивана.
Юлька ещё на пороге сфокусировала взгляд на Вериной груди:
— О, какая декольтешечка! Ты не одна, что ли? Здравствуйте (у нее получилось «зрасвуцы»), молодой человек, — церемонно, насколько могла, сказала пьяная Копипаста. То, что она не узнаёт бывшего мужа, Веру не удивило — она и сама его не узнавала: Валечка стал красного цвета и трепетал, как революционное знамя на ветру.
— Мы не будем вам мешать, — решительно произнесла Юлька и упала. Евгения заплакала, Лара засмеялась: они были как холодная и горячая вода. Холодная вода — вот что было нужно Стениной. Смыть с себя это наваждение, стряхнуть, как пыльные эполеты. Валечка бросился к упавшему телу, точно Вакх — к Ариадне на полотне Тициана, и бережно поднял его.
— Дайте мне вина! — прошептала Юлька, бессмысленно глядя куда-то в потолок. — Освежите меня яблоками!
— Ишь какой! — одобрила Валечку Лара.
— Эта — твоя, — между делом определил Валечка, унося Копипасту в комнату и аккуратно встряхивая её в воздухе, чтобы распределить вес.
— А мы есть хотим, — сообщила дочь.
— Не сомневаюсь. Мойте руки.
— Тётя Вера, а у мамы это пройдёт? — спросила Евгения, все ещё всхлипывая.
— Смотря о чём ты, — злобно ответила Вера, гремя сковородой, как гонгом.
— Как о чём? — удивилась Лара. — Евгения спрашивает, когда у тёти Юли пройдёт это пьянство?
— Завтра, когда проснётесь, всё будет хорошо.
Лара открыла холодильник и глубокомысленно разглядывала его содержимое:
— А котлетики ещё остались?
Вера надеялась, Валечка выйдет из комнаты через минуту и объявит, что ему пора. Так на его месте поступил бы каждый второй и первый встречный. Поэтому она без всякой жалости смотрела, как оседает мука на платье — и пудрит никому не интересное декольте.
— Котлетики! — предвкушала дочка, и даже Евгения нетерпеливо поглядывала в сторону фырчащей сковородки. Летучая мышь сидела за столом вместе с ними, как третья дочка Веры.
«Давно не виделись, — усмехнулась про себя Вера. — Тоже голодная?»
«Ещё бы», — ответила зависть.
Валечка вышел из комнаты через полчаса. «Нагляделся», — страдала Стенина.
— А что-нибудь постное есть? — спросил он у Веры.
— Лапшу будешь?
— Если тебе нетрудно.
— Лапшу никому не трудно.
— А ты кто такой вообще-то? — включилась Лара.
— Валентин Аркадьевич.
Лара хихикнула.
— Что, смешное имя?
— Как для старого дедушки.
— А я и есть старый.
— Нет, тебе ещё долго жить придётся.
— К сожалению. Тебя Лара зовут, да? А ты — Евгения?
Евгения кротко кивнула, залилась тёмным румянцем.
Валечка поискал взглядом икону, но обнаружил только чеканку — выжившую с восьмидесятых выпуклую девушку.
— Девочки, пора спать! — скомандовала Вера. — Завтра вообще-то в школу.
— А почитать на ночь? — строго спросила дочь.
— Давайте я вам лучше расскажу историю, — предложил Валечка.
— Сказку?
— Нет, настоящую историю.
— Давай!
— Вы умывайтесь, зубы чистите, а я съем лапшу — и приду.
Девочки наперегонки помчались в ванную. Лара ныла, что опять куда-то пропала её жёлтая зубная щётка, потом Евгения крикнула, что щётку нашли…
— Ты что, остаёшься? — удивилась Вера.
— Если ты не против.
— Но тебе придётся спать со мной в гостиной. Юльку ты унёс ко мне в комнату, в детской — Лара с Евгенией. — Она не стала упоминать о том, что частенько ночует вместе с девочками — на широком диване вполне хватало места троим.
— А мы не будем спать! — сказал Валечка. — Мы же поговорить хотели, помнишь?
Он снял наручные часы, аккуратно положил их на столик. С раскинутыми, хранящими форму руки ремешками, они были похожи на птицу, застывшую в полёте. Вера зачем-то смотрела на эти часы не отрываясь.
— Ис-то-ри-я! Ис-то-ри-я! — скандировали девочки.
Что это будет за история, Вера догадалась сразу. Конечно, царские останки! Видимо, за всю жизнь с Валечкой так и не произошло ничего более захватывающего.
В детскую она вошла на словах Лары:
— Ну, так пусть бы эволюционеры (так дочь произносила слово «революционеры») одного этого мальчика и убили! Раз он всё равно уже был больной наследник. Зачем же всю семью расстреляли?
— И собачку, — всхлипнула впечатлительная Евгения.
— То, что надо на сон грядущий, — похвалила Валечку Стенина.
Он смутился:
— Прости, я не подумал. Конечно, они ещё маленькие.
— Мы не маленькие, — возмутилась Лара. — Рассказывай, что было дальше.
— Завтра.
— А ты что, останешься у нас ночевать?
— Останусь. Поздно ведь уже. На улице темно и страшно.
