Мне ответить опять было нечего.
– За все надо платить… – сказал Спец и тут же насторожился. А потом громко крикнул: – Сзади!
Я перевернулся. У меня под рукой было второе оружие – автомат АК-74 М с прицелом «Тюльпан» и сделанным местным, ростовским мастером глушителем «под финский». Я развернулся, хватая автомат, уже снятый с предохранителя и с досланным патроном – только полная боеготовность оружия спасла мне жизнь. Прыгнувшая собака – она прыгнула, чтобы одновременно прижать меня к земле лапами и вцепиться зубами в шею сзади, – наткнулась на ствол автомата, а потом очередь прошила ее насквозь, вырывая куски мяса и кровь
[37]
. Рядом Спец дал веером очередь из «МикроУзи», отгоняя других собак, если те были. Собака с глухим рыком упала между нами, лязгнула зубами и подохла…
Я перекинул магазин… Руки потряхивало.
– С…а.
Мы ведь установили растяжки. А она их обошла.
– Растяжки…
– Они их видят… – Спец встал. – Вставай. Больше здесь нельзя находиться…
Я забросил винтовку за спину, прикрепив ее к стрелковому мату, и взял автомат. Мы пошли к барану – сегодня вечером будет у нас плов.
Но подойдя к тому месту, где мы привязали барашка к вогнанному в землю колышку, мы обнаружили, что баран мертв. Он так натягивал веревку, пытаясь быть как можно дальше от разорванной пулей собаки, что задушил сам себя…
И это было плохо…
Абхазия. 27 апреля 2021 года
Транспортная «восьмерка» летела низко, едва не касаясь крон деревьев. В Абхазии – Апсны, как называли ее местные, – было уже лето. По крайней мере, по меркам средней полосы России.
Вертушку уже ждали. Два человека, оба в гражданском, стояли на крыше бывшего санатория, который не работал с девяносто первого года, с года, когда началась война, и смотрели вдаль, на зеленый ковер, горы и виднеющееся вдали море. Сюда пока не дошли деньги московских и местных воротил, постепенно превращающих Абхазию в «курорт для своих», русских, и здание так и было заброшено. Его приспособили под вертолетную площадку, когда готовили здесь базу спецназа – тренировочную, и разведывательный центр, работающий как по Грузии, так и по Украине…
У этих двоих была сложная судьба. Один из них был в свое время инструктором в батальоне Басаева, даже писал на него характеристику. Здесь, в Абхазии, когда Басаев и другие чеченцы воевали за ту же сторону, за которую воевала Россия. Другого увольняли из органов дважды, оба раза – по компрометирующим основаниям. Но ни разу не решились отдать под суд. И оба раза восстанавливали.
Оба были мастерами Игры. Большой игры. Один – тот, кого увольняли, – помнил еще великих мастеров. А такие оставались еще в девяностые. В восьмидесятые по секретному приказу Горбачева была создана КГНК – Конфедерация горских народов Кавказа – как новый инструмент влияния на Кавказе. Грузия хочет выйти из состава СССР? Прекрасно, но тогда из Грузии выйдут Абхазия, Осетия, Аджария – ведь Грузия не менее, а более лоскутна, чем Россия, там живет множество народов, и счеты друг к другу долгие и кровавые. Россия хочет суверенитета? Прекрасно, тогда мы поднимем статус АССР – автономных республик – до статуса ССР, союзных республик, и создадим угрозу развала уже России.
Мастера игры в восьмидесятые играли против собственной страны, сами того не осознавая. Горбачев и тогдашнее руководство КГБ СССР любило тушить пожар бензином.
Но Ельцин тогда переиграл всех. В Чечню внедрили генерала Джохара Дудаева, которого до этого обработал один из депутатов Межрегиональной депутатской группы, избравшийся как раз от Прибалтики, где тогда служил Дудаев. Республикам в составе России Ельцин предложил взять столько суверенитета, сколько смогут проглотить, а потом все тихо забрал, поперхнулась одна Чечня. А потом он устранил и самого Горбачева – тихо и мирно, в Вискулях. Мало кто знает, что Горбачев пытался предотвратить то, что произошло, пытался вызвать всех в Москву, готовил аресты. Именно поэтому СНГ образовали тоже не в Москве. Ельцина и остальных тогда спас маршал Шапошников, заявив, что армии еще один путч, после которого она же будет виновата, не нужен. Последнюю попытку спасти себя Горбачев предпринял на всесоюзном собрании офицеров. Говорил долго и невнятно, три часа почти. Ни о чем как обычно. Ельцин говорил чуть больше часа. Пообещал повысить зарплату – в отличие от Горбачева, Ельцин всегда твердо стоял ногами на земле. Поняв, что его никто не поддерживает, Горбачев собрал журналистов и заявил о прекращении своей деятельности на посту президента СССР. Это было не предательство, а сухая констатация неприглядных фактов – тот огромный кредит доверия, ту огромную власть, какая у него была, Горбачев промотал. Пустил по ветру. А трагедия была в том, что Горбачева оказалось невозможно сменить никаким другим путем, например выборами. Так Россия получила очередной страшный урок демократии.
А еще один урок был получен в четвертом и такой же – в четырнадцатом. Он в том, что демократия ничто перед упертостью и готовностью переть вперед буром
[38]
. Если ты в меньшинстве и у тебя нет шансов победить на выборах, то нужно действовать так: выйти на площадь, зажечь шины и сказать: «Мы будем жить так, как я хочу, или никак». И не сходить с этого пути, с этой позиции, стоять насмерть. Если с тобой пытаются договориться, принимать уступки других, жать руки, улыбаться и тотчас забывать все обещания, снова упираться рогом и говорить: «Что мое то мое, а вот о твоем давай поговорим…»
Так, кстати, не одному кровавому диктатору кранты пришли. Но мировое сообщество, рукоплещущее очередной перемоге, никак не подумало, что страна под названием Россия может взять этот метод на вооружение. Упереться рогом, и…
И – что?
Думали они об одном и том же. Сейчас.
– Ты в девяносто первом где был? – спросил тот, что постарше.
– Я? Только старлея получил. Вывели нас… бросили в чисто поле… привет. Выживайте как хотите.
– Германия?
– Она самая.
– А думал о чем?
– Да о том, как зиму, б…, проведем! С семьей! В палатке ПАБ-60!
