Быстро произнеся этот набор не всякому понятных слов, Ибрагим откинулся на подушках и закрыл глаза. Из-под ярко-черных волос по гладкому смуглому лбу его маслянисто потек пот.
– Он в трансе, он в трансе, работа тяжелая, – забормотал откуда-то вынырнувший танцор с красивым педикюром и подхватил Ибрагима под мышки. Тело колдуна почти повисло на маленьких, но мускулистых руках преданного друга. – Ему нужно спать, нужно восстановиться…
Лиза почувствовала, что, если бы и ее подхватили вот так же и поволокли куда-нибудь «восстановиться», она бы ни словом не возразила. Уложив Ибрагима за ширмами и поворковав над ним, танцор вернулся к женщинам со строгим печальным лицом.
– И так вот вся жизнь: ничего для себя, а все на износ. Попрошу расплатиться.
Лиза испуганно достала из сумочки заранее приготовленный конверт с деньгами.
Танцор строго пересчитал деньги.
– Придете в четверг, с вами много работы. А вы, – он сурово взглянул на подругу, – придете во вторник. За вами должок: вы ладонку взяли, а не заплатили.
– Ой, я принесла! – испугалась подруга. – Ой, вот они, деньги! А ладонка – чудо!
– А вы сомневались? – вздохнул он всей грудью.
На лестнице, ведущей вниз, к лифту, Лиза вдруг горячо разрыдалась.
– Выходит! Выходит! Тоска вся выходит! – сказала подруга и тоже сморкнулась. – А ты мне не верила! Дай ему, Господи!
С этого дня для Лизы началась новая жизнь. Деньги на эту жизнь нужно было откуда-то доставать, и она начала потихоньку избавляться от тех книг, которые еще представляли хоть какой-то интерес в букинистическом. Саша, будучи поглощенным развратной разлучницей Зоей – «серебряны рожки, золотые ножки», – отнюдь ничего не заметил – какие тут книги! Потом в антикварный уехал сервиз, оставленный Лизиной мамой и, может, вобравший в себя тоже карму. Входя в положение преданной женщины, колдун иногда брал не деньги, а золото, которое все обезвредил и спрятал в таинственных недрах земли.
Работа, проделанная Ибрагимом, не прошла, судя по всему, даром, поскольку на лице у Саши начала все чаще и чаще появляться тревога, а однажды случилось так, что, проснувшись посреди ночи с целью произнести заветное одно заклинание, только что полученное от Ибрагима, Лиза с испугом обнаружила, что неверного спутника жизни нет рядом в кровати. Она не стала нарушать строгих правил и, пробормотав: «Летит ворон через море, несет нитку-шелковинку, нитка, нитка, оборвись, ты, кудлатая, уймись», побежала в кухню, где и увидела его, торопливо листающего толстый справочник «Советы начинающему психиатру». Вид у Саши был при этом отнюдь не романтический, и кабы разлучница Зоя застала героя таким, как он был, в трусах и лохматым, с дрожащими пальцами, то, может быть, и перестала бороться за этого, в общем, чужого ей мужа.
– Лизочек! – сказал ей неверный. – Лизуша! Я вот что подумал: поехали в Ялту.
– Декабрь на дворе. Что ты в Ялте забыл?
Но сердце забилось в груди: ишь ты! В Ялту! А эта-то как же, кудлатая наша?
– Ну, можно не в Ялту, а где потеплее. Вон в Турцию многие ездят. Не хочешь?
– Сперва ты мне вот что скажи: ты с ней спишь?
Он побагровел.
– Лиза, это все сплетни!
Ах, нет! Ибрагим говорит: пока не покается, не поклянется, до тех пор не верить.
Она взяла в руки цветочный горшок:
– Ешь землю, раз сплетни! Кому говорю!
– Ты что, не в себе?
– В себе, даже очень! А ну, ешь сейчас же!
Горшок поднесла к его бледным губам. Он весь передернулся:
– Лиза! Ты что?
– А ну, отвечай мне! Ты спишь или нет?
– Конечно, не сплю. Да с чего ты взяла?
– А если не спишь, так вот ешь землю, ешь!
– Не буду! Оставь! Отпусти, я сказал!
– Так, значит, ты спишь!
И швырнула горшок с малиновой, нежно цветущей геранью ему в переносицу. Он увернулся. Горшок, разумеется, вдребезги.
– Лиза-а-а! Ни с кем я не сплю-ю-ю!
Рассвета едва дождалась. Спина полыхала, как будто бы всю исхлестали крапивой. Помчалась на первом метро. Пришлось долго ждать: Ибрагим отдыхал. Но в десять ее допустили.
– Ну как? – спросил Ибрагим.
– Не верю глазам. На себя не похож! Внимательный, нервный. И дома сидит. Она обрывает нам весь телефон, а он не подходит. Уж я говорю: «Да кто это нам все звонит и звонит?»
– Послушайте, дама, а сколько вам лет? – спросил Ибрагим.
– Мне? Много! Мне за пятьдесят.
– А вы не хотите родить?
– Что родить?
– Не что, а кого – пацана или девку.
Она так и ахнула:
– Я же пыталась… Не вышло. Врачи говорят: не судьба…
– «Врачи говорят!» – разозлился вдруг маг. – Они мне тут поговорят! Кольцо принесли?
– Принесла, принесла!
Он взвесил кольцо на ладони: сойдет.
– Смотрите сюда: вы родите ребенка. А лучше двоих. Да, двоих – это лучше.
– Ах, я с удовольствием! Только вот как?
– Как дети рожаются? Из живота! Скажите супругу, мол, я за тобой ужасно скучаю. Мол, невмоготу. А если он скажет, что не в настроении, так вы тогда смейтесь с него. Мол, смешно – здоровый мужик, а приходится клянчить. Вы поняли, дама?
– Да, я поняла, – встревожилась Лиза. – А если не выйдет?
– Чему там не выйти? – спросил Ибрагим.
И прав был – все вышло. Затравленный Саша готов был на многое.
Через неделю Ибрагим сообщил Лизе, что у нее будет двойня. Проверять слова Ибрагима в поликлинике было бы такой же нелепостью, как заново звезды на небе считать. Уже сосчитали – так что беспокоиться?
Не подозревая ничего дурного, Лиза сообщила счастливую новость Саше. У Саши вытянулось лицо, и зрачки наполнились ужасом. Не обращая на это внимания, она сказала, что все равно собиралась выходить на пенсию. Времени свободного будет много, и она займется детьми. У Саши запрыгали руки.
– Лизуша! – сказал он. – Родная! Пойдем лучше к доктору! На консультацию…
Она усмехнулась презрительно. К доктору? А доктор зачем? И на следующий день купила коляску для двойни. А ночью приехала «Скорая» и увезла еще не родившую прямо в психушку.
Очутившись среди больных людей и пройдя через кучу унизительных медицинских допросов, она догадалась, что ей остается одно – ждать свободы, но молча. Иначе до смерти не выпустят. Одна мысль, что ей придется остаться здесь навсегда, приводила Лизу в состояние ужаса и бешенства, но успокаивающие и затормаживающие лекарства, которые ей самыми разными способами заталкивали и вводили в организм, начали приносить некоторую пользу: она стала явно спокойнее и погрузилась в ту светлую тайну, которая в ней, в ее теле, сейчас совершалась. Одно только это имело значение.
