На следующее утро Рекс взял с собой в гостиную стопку книг, которые нашел в спальне, в том числе одну о женской моде в довоенной Британии.
– Думаю, ты можешь сразу перейти к разделу о нижнем белье, – усмехнулась я.
– А что, там есть раздел о белье? – игриво спросил он.
Я выхватила у Рекса книгу и открыла в конце, на странице, детально описывающей всевозможные нижние юбочки того времени.
– Приятного чтения, – сказала я, кладя книгу ему на колени.
Рекс широко улыбнулся:
– Вообще-то я имел в виду что-то другое.
Жаль, что в тот момент я не сфотографировала его. Эта мальчишеская ухмылка. Этот взгляд, наполненный любовью и удовлетворенностью. Разве он сам не понимает? Мы и так счастливы, нам не нужны дети. У меня есть цветы и растения, у него – романы. Разве этого не достаточно? Разве он не любит все перипетии нашей совместной жизни? Вот я прибегаю домой на ужин с полной корзинкой овощей с рынка и тороплюсь прочитать то, что он написал за день. Вот наш совместный завтрак в саду, когда мы, потягивая эспрессо, обсуждаем наш последний поход на блошиный рынок в Куинсе или в антикварный магазин в Коннектикуте. Однажды он привез на запись «Антикс Роудшоу»
[6]
огромный расписной комод, но оказалось, что этот предмет изготовлен в Китае. Я усмехнулась, вспомнив об этом.
Рекс отложил книгу и взглянул на меня.
– Значит, тайна угнездится прямо здесь, в поместье. Совершенно новая книга. Кто будут действующие лица?
– Ну, – сказала я, – конечно, властный хозяин поместья и его печальная таинственная супруга.
Рекс сделал несколько пометок в своей тетрадке.
Я посмотрела на сад за окном.
– Может быть, она проводила много времени в саду от своей печали? Может быть, цветы дарили ей чувство покоя?
– Мне нравится, – сказал Рекс. – А домоправительница – одна из немногих, кто кое-что знает. Может быть, она неравнодушна к лорду?
– Может быть. Но есть и другие персонажи. Например, дети в детской. Кто-то из прислуги. – Я посмотрела на экземпляр книги Вирджинии Вулф, что оставила на туалетном столике. – И еще есть Флора.
Рекс на мгновение растерялся.
– Флора?
– Да. Я нашла это имя в книге.
– Кто она такая? – спросил Рекс.
– Не знаю. Но хотелось бы выяснить.
– И мне тоже, – сказал он, возвращаясь к своей тетрадке.
Снаружи послышался какой-то шум.
– Поднимается ветер, – сказал Рекс.
Я выглянула в окно – ливень лил стеной.
– Жаль. Я надеялась, что сегодня мы сможем выйти в сад.
– Может быть, во второй половине дня прояснится.
– Надеюсь. – Я взяла «Годы» Вирджинии Вулф. – Пожалуй, я поднимусь наверх, а ты пока пофантазируй сам.
С лестницы я взглянула в коридор в западном крыле, уходящий в направлении детской. Мне чуть ли не слышался детский смех, доносившийся из прошлых веков. Были они счастливы здесь? А как же не быть – с этаким кукольным домиком, всеми этими игрушками и богатым книжным шкафом?
Я повернулась к восточному крылу, в правой части которого притягивала взгляд двустворчатая дверь красного дерева. Раньше я не замечала этой комнаты; миссис Диллоуэй не показывала нам эту часть дома. Я подошла ближе и оглянулась, прежде чем взяться за ручку. Я медленно повернула ручку. К моему удивлению, она легко поддалась.
Дверь скрипнула, когда я толкнула ее, и я скользнула за порог. Внутри было холодно, и я поежилась, пока глаза привыкали к полумраку. Жаль, что рядом нет Рекса. Шторы были опущены, но я сумела разглядеть, что эта спальня раньше принадлежала женщине – очень важной персоне. На отороченном кружевами покрывале не виднелось ни единой морщинки, а большой шкаф у противоположной стены был распахнут, открывая длинный ряд платьев.
Я подошла к туалетному столику и рассмотрела набор гребней и зеркальце с выгравированными буквами А. М. Л. Это была личная комната леди Анны? Я посмотрелась в старое зеркало с кривой трещиной в середине. Леди Анна смотрелась в это самое зеркало в день своей смерти? Я прикоснулась пальцем к изломанной, как молния, трещине в стекле.
До сих пор слышу тот дождь за окном. Он стучал в стекло. И порыв ветра завыл в трещинах рамы, а мне в ноздри ударил аромат цветов – пьянящий, мускусный аромат, может быть, сирени – словно у меня за спиной стояла женщина, недавно опрыскавшая духами шею. Сердце неистово заколотилось у меня в груди, я быстро обернулась, и только тут заметила на комоде вазу с цветами. В большой хрустальной вазе стояли недавно срезанные пионы и несколько веточек пурпурной сирени. Это миссис Диллоуэй оставила их здесь? Зачем? Для кого?
Я подошла к комоду, чтобы получше их рассмотреть, и увидела на кружевном покрывале какую-то книгу. Довольно большого размера, она напоминала альбом с вложенными вырезками и фотографиями. Я открыла первую страницу и, прищурившись, прочла рукописную надпись: «Камелии Ливингстон-Мэнора; собраны Анной Ливингстон».
Я широко раскрыла глаза. Это был гербарий. Внутри в определенном порядке были разложены десятки засушенных цветков. Поблекшие и тонкие, как бумага, они были приклеены к страницам, а внизу от руки были написаны даты и название, а также содержалась подробная информация о том, как эти цветы надо сажать и ухаживать за ними. Рядом с цветком Petelo Camellia леди Анна написала: «Эдвард подарил мне это деревце на день рождения. Его доставили из Вьетнама, из рощи у подножия горы. Его ярко-желтые лепестки сразу подняли мне настроение. Он напомнил мне тот цветок, что я видела в ботаническом саду Чарлстона много лет назад».
Значит, лорд Ливингстон привозил жене редкие камелии, чтобы поднять ей настроение. Но почему она в этом нуждалась? Меня околдовало разнообразие камелий в альбоме – красные, розовые, желтые, разноцветные гибриды, камелии со всего мира.
Особое внимание я обратила на заметки у края каждой страницы.
«Не получала достаточно солнца в северной части сада. Перемещена на запад, где почва лучше. Больше дренажа». Вдруг я заметила особенную закономерность: каждый правый верхний угол страницы был помечен рядом цифр. Я вернулась к странице с Petelo и изучила код: 5:3:31:2:1. Под ним виднелись буквы: «Л. суссекс Герцберг». Вероятно, цифры означали код ботанической систематики, но эти слова не относились к этой камелии, и вообще я не знала камелий с подобными названиями.
Я пролистала весь альбом, пока не добралась до последней страницы, которая оказалась вырвана. О ее существовании напоминал лишь неровный обрывок. Кто вырвал ее? И зачем? Гербарий Анны был собран кропотливо и аккуратно. Конечно, это не она вырвала страницу.
