Вот скажи, Райдо, отчего так бывает, что у одних жопа в дерьме, а у других – в шоколаде? Мы-то с тобой кровь проливали, землицу альвовскую поили, а Бран опосля по этой землице гоголем ездил. Ценности именем короны реквизировал, согласно пятому предписанию. А что, хорошая работенка, непыльная… в городок какой являешься, бумажкой в нос тычешь и ждешь, пока мэр аль какой иной человек с поклоном тебе золотишко выносит.
И сам понимаешь, что не все ценности короны до короны доходили. Опись описью, но помимо городской казны завсегда можно и каких людишек потрясти, из важных, которым охота и далее жить-поживать, добра наживать. И добром этим они поделятся, пусть и без особой охоты, но своя шкура дороже.
Райдо отложил письмо и потер переносицу. Глаза слезились, и мошки разноцветные мельтешили, мешая сосредоточиться.
У Брана репутация была такая, что и в Особом отделе с ним вязаться брезговали. Они-то, конечно, свое дерьмо глубоко закапывают, потому кроме слухов я тебе ничего сказать не скажу, но и слухи таковые, что Брану дважды внушение делали. А понимаешь, что с третьим он бы нежданно-негаданно смертью храбрых пал бы, всем на тихую радость. И поговаривали, что многие сего ждали с превеликим нетерпением, и желающих устроить эту самую смерть было в избытке, но тут Бран в отставку подал.
Уйти из Особого – это уметь надобно, но у него вышло. Не отставка, конечно, но отпуск по ранению, хотя того ранения – царапина на хвосте. Думаю, что начальничек его, почуяв, к чему все движется, спровадил этакий подарочек, чтоб народ поостыл, не захотел с Медными вязаться. Сунули Брану в зубы усадебку, сдается мне, ту самую, в которой ты кости греешь, и велели сидеть тихо.
Но вот что любопытно.
Ему вначале иную усадьбу предлагали, на самом Побережье, на песочках да солнышке. А он отказался, попросился самолично в альвийскую глушь, дескать, леса сосновые там, для здоровья зело пользительные. Надеюсь, сие – правда истинная, и ты, дорогой мой приятель, от сосен тех поздоровеешь со страшною силой. Да только учти, что Брану эти сосны не на пользу пошли. По официальной версии, скончался наш приятель опосля продолжительной и тяжелой болезни.
И с ним еще двое.
Видать, ну очень заразною болезня была. Полагаю, что имя ей – жадность.
Нет, ничего-то толком выяснить не удалось, тема болезненная, но твоих вопросов касательно скажу так: в Особом у многих не особо чисты руки. И сам понимаешь, королю – королевское, но и тем, кто пониже стоит, тоже свой кусок урвать охота. Все ж понимали, что война – она не вечная, а вот дальше – как расстараешься, так и заживешь.
Бран старался от души.
Родичи его, конечно, ныне делают вид, что знать про его штуки не знают, и вообще премного опечалены смертью, но все это – вежливая хренотень. А на деле один сведущий человечек шепнул мне, что, дескать, старший из Медных давно бы Брана в расход пустил, когда б не его папаша. У того сынок – единственная отрада, а потому и дозволяли ему все. И еще тот же человечек, чье имя тебе наверняка не интересно, добавил, что, дескать, папаша этот ну очень Брановой смерти огорчился. До того, что кричал и обзывал райгрэ нехорошими словами. Возмездия требовал.
А райгрэ оскорбился и папашу этого за горло взял, едва душу не вытряхнул, но вовремя остановился. Или не вовремя? Один хрен. Спровадили его в дальнее имение, запретив нос оттуда казать. Но главное, что папаша не успокоился. Он по-прежнему жаждет мести. И от мыслишки этой поганой не откажется…
Час от часу не легче.
Отец Брана, Видгар из рода Высокой Меди, был силен, и возраст силу эту не убавил. Пожалуй, что в иные времена Райдо имел бы шанс управиться, но не теперь…
Теперь он и обернуться не способен без риска развалиться на куски.
Потому, разлюбезный мой друг, которому супруга моя велит кланяться низко и выказывает на словах всяческое почтение, будь осторожен. Я-то помню, что тебе озера по колено, а море – по яйца, и сами эти яйца чугунные, не иначе, но не ищи жопой приключений.
Про приятелей Брана знаю мало. Но вряд ли приличные псы: с таким дерьмом ни один хороший человек, или нечеловек, связываться не стал бы. А если у них общее дельце имелось, то и вовсе сие говорит не в их пользу.
С усадьбой твоей и вовсе мутно.
Обыкновенная она.
Особисты, конечно, проверяли ее после Брановой смерти: пусть и сами они не чаяли от него избавиться, а все свой. Но ничего-то не нашли, вот тебе ее и всучили.
За сим откланиваюсь, дорогой мой друг.
И если вдруг захочется тебе свидеться, соскучишься по старому своему приятелю Кеннету или же по иным своим приятелям, которые могут быть полезны, то шли оптограмму.
Осторожней там будь.
И не вздумай помирать, я еще беседку не поставил, а вишни только-только посадил. Представь себе, какое это огорчение, получить дом – и без вишневого сада! Но клянусь тебе, что, хочешь ты того аль нет, но мы с тобою еще погоняем чаи в моей беседочке, вспомним былые времена…
Или не чаи.
Моя хозяйка такой сидр ставит, что просто прелесть. Пьется водицей, а по мозгам шибает конским копытом. Давече я как бутыль усидел, так еле до дому добрался…
Дом у меня ладный, только крышу наново крыть пришлось. И забор правил, да оно и понятно, сколько лет без мужика.
Но теперь наладится все.
Живи, Райдо.
Яблони, вишни – один хрен, главное, что мы с тобой эту самую жизнь заслужили.
Заслужили… вот только чем?
Глава 13
Пятый день кряду шел снег.
Пушистый и легкий, он ложился сугробами, норовя затянуть и без того слепые зимние окна дома. В снежных разливах тонули уцелевшие кусты роз и темные плети плюща, на которых сохранились еще редкие ягоды. Снежные шали ложились на плечи яблонь, старый вяз и тот спешил укутаться, чувствуя близость морозов.
Ийлэ держалась каминов. Пламя дарило тепло и еще спокойствие, которое было ложным, но Ийлэ позволяла себе верить, что эта зима… нет, на прошлую она не будет похожа, она просто будет.
С камином вот.
И с отродьем, которое пыталось держать голову.
– Смотри, получается. – Райдо лежал на боку, наблюдая за отродьем. Иногда он подавался вперед, но не прикасался. – Упрямая…
Оно не плакало.
Даже теперь, когда у него хватило бы сил и на слезы, и на крик, отродье предпочитало молчать. Оно лежало на животе? и ноги елозили по толстой шкуре, которую Райдо принес для тепла, ручонки в эту шкуру уперлись, и походило на то, как если бы отродье пыталось подняться. Оно с немалым трудом отрывало слишком тяжелую для него голову, держало ее секунду, а то и меньше и падало, замирало, отдыхая, чтобы вновь повторить…
