Слившись с группой туристов, Пол прошел в обсерваторию, но в отличие от них, не стал проявлять терпеливой последовательности, а сразу направился в основной зал. Он подумал, что глупо выглядит сейчас, даже усмехнулся, но все же проделал то, что непременно совершал каждый посетитель: подошел к линии гринвичского меридиана и встал так, чтобы одна нога оказалась в восточном полушарии, а другая в западном. И почувствовал то, что, наверное, чувствовали тысячи людей до него, ощущая, как тело наливается невиданной вселенской мощью: "Я объединяю собой этот мир".
Опустив голову, Пол посмотрел на самый знаменитый меридиан и с горечью спросил себя: "Зачем? Зачем нужна эта линия, разделившая нас? Зачем существуют восток и запад, север и юг? Зачем столько стран и континентов? Разве любовь может быть ограничена какими-либо пределами, кроме пределов человеческого духа? Разве она может иметь другие контуры, кроме очертаний человеческого сердца?"
Шаги туристов приближались, и Пол вышел из зала. Ему хотелось видеть в этом мире только одного человека. Но меридиан, много лет назад разрезавший душу Пола Бартона надвое и не желавший исчезать, не пускал его к ней. Он мог только думать о ней, писать о ней и даже говорить о ней, делая вид, что говорит о России.
Такие разговоры привели к тому, что дети все чаще стали обсуждать возможность поездки в эту страну. Ведь гостили же они в Испании два года назад! Это, конечно, ближе и проблем там куда меньше, но кого в тринадцать лет пугают готовые трудности, если жизнь сулит настоящее приключение?!
Пол и сам стал подумывать над этим всерьез, только вот не знал, с какого бока подступиться. Когда Эмма разбудила его телефонным звонком, он принял ее приглашение без особого воодушевления, а потом решил, что это удобный случай обсудить идею ребят в спокойной обстановке. К тому же, ее находчивый муж мог подсказать что-то дельное.
"Как его зовут? — пытался вспомнить Пол. — А я вообще когда-нибудь слышал его имя? Ладно, пускай будет просто мистер Вайз".
Ему вспомнился вчерашний разговор в пабе во время ленча с учителем географии Тимом Симпсоном. Они никогда не были друзьями, и потому Пол удивился, когда тот сочувственно сказал, терзая сосиску:
— Пол, вы бы поосторожнее с вашей Россией. Я знаю, как это интересно, но директор уже недоволен. Все говорят, что на уроках вы больше времени уделяете русской литературе, а ведь ваша специальность — английская.
— Я люблю и английскую литературу, — не согласился Пол.
— Любите или нет — это ваше дело. Но есть определенные рамки, вы ж понимаете!
Бартон иронически заметил:
— Может, поставить с детьми миракли
[8]
, чтоб он успокоился? Уж это чисто английское произведение!
— Отличная идея! — воскликнул Тим и, забывшись, хлопнул его по плечу, чего Пол терпеть не мог, и все учителя это знали.
Но Симпсону он простил эту выходку, ведь тот пытался ему помочь. И это действительно было серьезное предупреждение, потому что во власти директора было запретить эту поездку и тогда…
— Пол, у вас какие-то проблемы? — неловко отведя глаза, спросил географ.
— Почему вы так решили?
— Вы… Только не обижайтесь! Вы неважно выглядите.
— Мне чертовски плохо, Тим, — признался он и сразу почувствовал облегчение, словно было необходимо просто произнести это вслух.
Симпсон нервно облизнулся и снова спросил:
— А в чем проблемы?
— Да нет никаких проблем, — с досадой отозвался Пол. — Мне просто плохо и все.
Тим убежденно возразил:
— Так не бывает. Если какая-то проблема мешает жить, надо поскорее решить ее, и все будет хорошо.
Не потрудившись скрыть презрение, Пол сказал:
— У вас чисто английское мышление, Тим. Конкретное. Вы, наверное, и представить не можете, как иногда хочется то, не знаю что.
— Как это? — удивился Симпсон и с опаской поинтересовался: — Вы ничем не… заболели в России?
Пол без колебаний согласился:
— Заболел. Вы и не знаете такой сердечной болезни.
— Инфаркт миокарда? Ну почему же не знаю?
— Ее можно вылечить только в России, — не слушая его, продолжал Пол. — Вот для чего я готовлю эту поездку. Чтобы не умереть…
— Давно слетали бы туда, если уж так верите в русскую медицину!
— Сам по себе? — удивился Пол.
— А что в этом такого? Финансово вы же можете себе это позволить?
— Финансово — да…
— Так в чем же дело?
— Действительно, — сказал Бартон. — В чем же дело?
"Неужели я так и не решусь поехать сам по себе? Режиссеру не пришлось бы прибегать к уловкам, чтобы исполнить свое желание. Я просто трус", — с этой мыслью Пол встал с постели, раздвинул шторы и от изумления разинул рот — под дождем опять, как пару месяцев назад, плавал в воздухе красный шарик. Открыв рамы, Пол взглянул вниз, но никого уже не было.
— Эй! — негромко окликнул он. — Тут есть кто-нибудь?
Какое-то движение послышалось за углом дома, и Пол как был, в футболке и трусах, выскочил под дождь. Закутанная в плащ с капюшоном фигура метнулась к калитке на заднем дворе, но любопытство придало Бартону проворности, и он догнал убегавшего в три прыжка. Рванув за плечо, Пол повернул его и вскрикнул от неожиданности:
— Вы?! Это вы? Снова в Лондоне?
Ритино лицо было мокрым и почти серым, видно, она провела под дождем долгое время. Слизывая с губ капли, она пристально смотрела на него и молчала.
— Пойдемте в дом, — хмуро предложил Пол и потянул ее за руку, холодную и вялую.
Сняв с Риты плащ, он отвел ее в ванную и дал теплый халат.
— Вам надо согреться. Еще заболеете. Я тоже пойду переоденусь.
— Пол, — жалобно позвала Рита, но он отмахнулся:
— Потом.
Когда она вышла из ванной в его халате, с распушенными влажными волосами и босиком, Пол недовольно отметил, что все это выглядит чересчур интимно, по-домашнему, а как раз этого ему и не хотелось.
"Надо было выпроводить ее за калитку и дело с концом!" — раздраженно подумал он, хотя знал, что все равно не сделал бы этого.
— Чай? Кофе? — отрывисто спросил он, стараясь показать, что не рад этому визиту.
Рита равнодушно произнесла:
— Лучше виски.
Взгляд Пола невольно метнулся к часам:
— О! В половине первого? Не рано?
— Лучше спросите: не поздно? Я еще не ложилась сегодня, Пол, что мне делать? Вы совсем свели меня с ума!
