– Слышь, Гриша, за что нас, как долго мы будем здесь сидеть?
– Вины за собой я не знаю, а сколько будем сидеть – одному богу известно. Придется ждать суда, раньше нас не отпустят. Хорошо еще, если судно и товар не конфискуют, завсегда свеи русских купцов обижали.
Я переварил услышанное и решил спать, в моем положении ничего более не оставалось.
Утром купца увели, затем поодиночке стали вызывать членов команды. Меня вызвали в последнюю очередь. В маленькой комнате за столом сидели в камзолах двое важных господ. В руках у них я увидел свои подорожные документы:
– Кто вы, с какой целью находитесь на судне?
– Я лекарь из Московии, мое имя Кожин, на судне нахожусь пассажиром, направляюсь из Франции домой, в Москву. Мне хотелось бы знать, на каком основании я задержан? Документы мои в порядке, к судну я никакого отношения не имею.
Шведы о чем-то переговорили на своем языке:
– Будете находиться вместе с командой на общих правах до решения суда.
– А в чем моя вина?
Но слушать меня никто не стал. Надзиратель грубо толкнул в плечо и отвел в камеру. И это у них, блин, правосудие?
Вся команда уже была в камере, не хватало лишь купца, который как владелец был и капитаном. Его под руки притащили позже, был он избит. Как мог, я попытался оказать помощь. Еды снова не давали, но принесли в большом кувшине воды, все напились, я смочил купцу повязки.
– Гриша, что они хотели?
Купец, застонав, повернулся на бок.
– Хотят, чтобы я признал вину, якобы беспошлинно возил воск и меха в Ганзейский союз.
– А если заставят признаться?
– Судно и груз конфискуют в королевскую казну, команду отправят на галеры или на каторгу.
Такой оборот меня не устраивал. Надо было что-то придумывать. Осмотрев решетку на оконце и стены, понял, что отсюда, кроме как через дверь не выбраться.
Я придвинулся к купцу:
– Гриша, а суд может нас признать невиновными и отпустить?
Купец долго молчал, я даже подумал, что он не услышал вопроса:
– Это вряд ли.
Такой ответ еще более укрепил меня во мнении, что отсюда надо бежать.
– Гриша, бежать отсюда надо!
Купец лишь усмехнулся разбитыми губами:
– А как?
– Да на нашем же судне.
– До судна еще добраться надо, а там охрана, да даже если уйдем из порта, фрегат догонит, он значительно быстроходнее.
Я надолго задумался. Да, препятствий много, но каторжный труд на серебряных копях короля Густава меня не прельщал. Я зашептал Григорию в ухо:
– Кто из твоих ребят может держать язык за зубами и силушкой не обижен?
Купец даже не задумался:
– Федор Карасев и Онуфрий Оглобля.
– Позови их к нам!
Я боялся посвятить в свой план всю команду – вдруг шведы попытать маленько вздумают, не всякий язык удержать сумеет. Пока нас не развели по разным камерам, или не заковали в кандалы, или еще что-нибудь такое же мерзопакостное не сделали, я решил действовать. Объяснил Федору и Онуфрию задачу, начал стучать в дверь. Долго ничего не происходило, затем в коридоре послышались шаги, открылось окошечко в двери. Надзиратель что-то спросил на шведском. Я бойко затараторил на русском, показывая рукой в глубь камеры. Сработает ли моя уловка? Окошко закрылось, загромыхали ключи, дверь в камеру приоткрылась, и высунулась рука с масляным светильником. Федор тут же ухватился за руку и резко втащил стражника внутрь. Тот и пикнуть не успел, как Онуфрий тряпкой заткнул его рот. К сожалению, никакого оружия у него при себе не было, лишь связка ключей. Я стащил с него форменную одежду и надел поверх своей. Поскольку стражник был ростом высок, как и все шведы, одежда пришлась впору. Было неприятно натягивать на себя чужую, пахнущую чем-то кислым одежду, но выбора не было. Шведа связали и бросили в углу.
– Кто-нибудь говорит по-местному? – обратился я к команде.
Один из матросов сказал, что немного умеет.
– Выясни у него – где и сколько охраны в тюрьме.
Матрос залопотал по-шведски. Кляп изо рта мы вытаскивать побоялись – швед с перепугу мог закричать. Стражник пальцами показал – двое. Итак, не все плохо. Времени терять было нельзя, если все пойдет как надо, побег обнаружат утром, когда придет смена.
Я вышел в коридор и направился к выходу, за мной тихо крались Федор и Онуфрий, остальные сидели в камере. Подошли к караульному помещению, оно слабо освещалось масляной плошкой, на столе стоял кувшин с вином, двое стражников в расслабленных позах сидели на лавках. Дисциплина явно хромала. Я опустил голову, стараясь, чтобы свет не попадал на лицо – может, на мгновение это собьет стражников с толку. Где находится оружие, я не знал, хуже, если под рукой у тюремщиков. Обернувшись, сделал знак Федору и Онуфрию – быть наготове, не спеша открыл дверь, позвякивая связкой ключей на пальце. Один из стражей поднял голову, и, пока он не успел меня разглядеть, я обрушил кулак с зажатыми ключами ему на голову. Ворвавшиеся следом за мной мои сокамерники быстро скрутили второго. Связав им руки и ноги поясными ремнями, заткнули рты их одеждой и, не церемонясь, отволокли в камеру. Моряки с нетерпением ожидали нас. Я приказал не шуметь и тихо идти к выходу. Дверь на всякий случай в нашу бывшую камеру запер. С ключами в руке пошел к выходу, где уже стояли все наши. В караулке мы нашли две алебарды и три короткие сабли, больше похожие на абордажные, невелик арсенал. Но это лучше, чем голые руки. Хорошо, что нас разместили в припортовой тюрьме – охрана слабая, да и до судна добираться недалеко. Было бы хуже, если бы нас заперли в городской тюрьме, – охрана была бы больше, и попробуй найти дорогу в ночном городе. Мы медленно продвигались среди портовых построек и складов, пытаясь не шуметь и не привлекать внимания. Вот и наше судно, у сходней стоит охранник, и неизвестно, сколько их на шхуне и есть ли они. До стоящего у пирса фрегата метров семьдесят, шуметь нельзя, тревога поднимется мгновенно. Даже если на фрегате часть команды на берегу, оставшихся с лихвой хватит, чтобы порубить нас в капусту. Поскольку я был в чужой форме, решил идти сам. Сунул в рукав нож, Федору сказал незаметно подобраться сбоку от охранника и в нужный момент отвлечь внимание – бросить камень в воду или кашлянуть. Онуфрий должен был идти передо мной. Со стороны это могло выглядеть, как будто я сопровождаю задержанного. Все бы хорошо, но не думаю, что арестованных водят по ночам. Расчет только на некоторую растерянность охранника, хотя бы минутную. Вся оставшаяся часть команды шхуны спряталась в тени портового склада. Ну, пора, Федор уже минут двадцать, как уполз, и должен быть на месте. Мы с Онуфрием вышли из-за пакгауза и, не торопясь, направились к нашей шхуне. Когда до охранника осталось несколько метров, он что-то спросил. Я сделал вид, что закашлялся, но шагал по-прежнему. Охраннику мое молчание явно не понравилось. Он начал шарить по поясу, явно пытаясь вытащить из ножен палаш. В это время очень кстати подал о себе знать Федор – в воду рядом со шхуной свалился какой-то крупный предмет. Охранник инстинктивно обернулся на шум, я рванулся вперед и всадил ему нож прямо в сердце, одновременно зажимая рот рукой. Подскочивший Онуфрий подхватил его за ноги, и мы живо затолкали убитого в щель между бочками, стоявшими на пирсе. Уже втроем с присоединившимся Федором, который взял палаш убитого в руку, мы осторожно поднялись на нашу шхуну. Поскольку матросы знали корабль лучше меня, они пошли первыми. Даже в темноте они хорошо ориентировались в закоулках шхуны. Мы быстро обшарили весь корабль – пусто, никого. Я распорядился, чтобы Онуфрий тихонько привел на судно всю команду. Сам прошел в свою каюту – все вещи, оружие, даже деньги были на месте, вероятно, до решения суда. Я осмотрел свои пистолеты, они оказались заряжены, и сунул их за пояс. На палубе послышались шарканье подошв, тихое чертыхание – команда пришла. Распорядившись, чтобы люди зашли в трюм и не высовывались, мы уединились с купцом Григорием, Федором и Онуфрием в небольшой капитанской каюте. Поскольку инициатива побега исходила от меня и пока все шло, как надо, я невольно стал лидером, и команда, даже купец, мне безоговорочно подчинялась. Я решил держать совет – что можно предпринять, чтобы задержать фрегат в порту. Нам надо выиграть хотя бы сутки. Поскольку я человек сугубо сухопутный, мне необходимо было выслушать мнение моряков. Еще сидя в тюрьме, я наметил три варианта, как задержать фрегат. Первый – взорвать крюйт – камеру, где хранится порох для орудий, но для этого надо проникнуть на фрегат, что уже непросто, к тому же у артиллерийских погребов наверняка стоит вооруженная охрана. План отвергли сразу. Вторым вариантом было привязать под водой канатом перо руля к кнехту на пирсе. На мой взгляд, вариант был хорош, но моряки отвергли его сразу – фрегат, как и любое парусное судно, отходит от стенки медленно, инерция судна мала, руль вряд ли сломается – балка очень толстая, к тому же из дуба. Канат просто перерубят, это вызовет задержку всего на несколько минут. Этот вариант тоже отвергли. У меня оставалась последняя надежда – я предложил набрать пороха в бочку, на плаву подвести ее под руль и взорвать. Порох для двух маленьких пушечек был, бочки на причале тоже, дело оставалось за запалом, не так-то просто поджечь запал, будучи в воде. Спичек или зажигалок ведь не было. Вдруг мелькнула мысль – а пистолет?
