Братья Фульчи и их кореш, безусловно, чокнутые, но, по крайней мере, чокнутые с оружием в руках. У пятерых вместе шансов выжить больше, чем у двоих или троих.
– Тут знаешь сколько топать? – воспротивился Джеки. – А они могут быть где угодно.
В эту секунду один из южных холмов преобразился. В темно-серое небо рвануло гневное пламя с плюмажем дыма, грязи и древесных обломков, а в ушах зазвенело от грянувшего взрыва.
– Знаете, – с немного шалой улыбкой произнес Джеки, – это, конечно, просто догадка…
* * *
Луис с Ангелом нетвердо поднялись на ноги. Их окружали обломки и обрывки: дерево, мешковина, горящее зерно. На Луисе тлело пальто. Он его стряхнул и откинул, но теперь сам слегка дымился. У Ангела были опалены волосы, левую щеку метила багровая подпалина. Каким-то образом напарники уцелели. Доброй половины амбара больше не существовало, как и запасов зерна. Посреди разрушения можно было различить тело молодого человека, который недолго угрожал им оружием.
– По крайней мере, у нас есть один пистолет, – произнес Ангел.
– Ошибаешься, – кладя на пистолет руку, поправил Луис. – Пистолет есть у меня. Что бы ты предпочел: себя с пистолетом или меня с пистолетом возле тебя?
– Себя с пистолетом.
– Не дождешься.
Ангел задумчиво оглядел останки амбара.
– Вот сейчас они все сойдутся.
– Видимо, да.
– Глядишь, оружие какое поднесут.
– Вот тогда я тебе стволик и добуду.
– Правда?
– Правда.
– Ну спасибо.
– Пока не за что.
– Блисс ведь тоже придет.
– Придет.
– Ну так что, мы идем к Лихагену или нет?
– Идем.
– Хорошо.
– Лучше некуда.
Напарники пошли.
– Знаешь, у меня вся обувь промокла, – посетовал Ангел.
– Зато ты теперь, наверное, согрелся.
Глава 26
Блисс слышал взрыв и понял, что Луис уже близок. Мысль о том, что его цели больше нет в живых, он не допускал, потому как отнять у Луиса жизнь имел право только он. После всего, что Блисс перенес, расчет был за ним.
Он недооценивал этого протеже Гэбриела, хотя Гэбриел всегда искал себе Жнеца совершенного, без изъяна; такого, что будет выполнять его волю без вопросов и сомнений. Многие из них на глазах у Блисса приходили и уходили, а их смерть печалила Гэбриела лишь потому, что их неудача – это неудача и его. То, чего он не осознавал, а Блисс, наоборот, видел, – это что мужчина или женщина, подогнанные под волю Гэбриела, в конце концов утратят свою полезность. Что делало Блисса особенным (и хочешь не хочешь, но приходилось признавать – и Луиса тоже), так это характерная жилка индивидуальности – может статься, даже некая извращенность духа. Это означало, что человек, обладающий ею, в конечном итоге вырвется на свободу, презрев и порвав все путы, которые налагает на него Гэбриел, и в свою очередь для достижения целей использует его самого.
Вот почему Блисс с Луисом оставались живы, когда многие другие сложили головы. Однако Блиссу хватало прозорливости понять, что такое положение не будет длиться вечно. Рано или поздно возьмет свое усталость; мысли и реакции замедлятся. Он сделает ошибку и роковым образом за нее поплатится. Или это, или же он попытается тихо и незаметно соскользнуть в анонимность, забрав с собой свои секреты. Но найдутся такие, и среди них, возможно, Гэбриел, кто предпочтет, чтобы секреты Блисса ушли в могилу вместе с ним похоронены, и чем скорее, тем лучше. Поэтому Блисс пошел на сознательный риск: он назвал цену, и ее приняли. Допущена только одна ошибка: остался в живых Луис. И вот теперь настало время эту ошибку исправить.
Взрыв облегчил следующий этап его задачи. Блисс теперь знал местонахождение Луиса, хотя оно оказалось несколько дальше к юго-востоку, чем он ожидал. Странно, что Луис со своим любовником движутся в глубь ловушки, вместо того чтобы сделать еще одну попытку вырваться. От сына Лихагена Блисс знал, что беглецы уже пробовали пробиться через кордон, но их оттеснили обратно в лес. При должном упорстве они бы могли через него прорваться хотя бы со второй попытки. А при везении так и вовсе добраться до одного из мостов через речку. Им это в принципе по силам, хотя дальше уже не уйти, поскольку их шаги заранее предопределены. Судьба Луиса и его спутника всецело в руках Блисса, и эта рука уже подмахнула им смертный приговор.
Они идут внутрь, а не наружу. Мелькнула мысль как-то предостеречь Лихагена; мелькнула и ушла. Нечего. Пусть старый мухомор сам во все вникает, а если не сумеет, значит, жизни не заслуживает. Несмотря на все препятствия у себя на пути, Луис по-прежнему шел к Лихагену. Упорство, достойное похвалы. Луиса Блисс всегда считал запятнанным (чистоты, сравнимой со своей, он не видел ни в ком), но что-то в цепкости, стойкости этого младшего по возрасту коллеги вызывало в душе благодатный отзыв. Черт возьми, все-таки они с ним чем-то схожи.
Быстрым размашистым шагом Блисс двинулся к месту взрыва.
* * *
В канаве рядом с руинами амбара что-то зашевелилось. Сдвинулась паллета, за ней с шорохом – лист гофрированного железа. Под ним лежал Бентон. Левая часть лица была черной и обугленной; в некоторых местах сквозь спекшуюся кожу полосками проступала красная сочащаяся плоть, будто магма через вулканическую корку. Видеть левым глазом Бентону больше не светило. Боль была неимоверная. Вот это рвануло так рвануло.
Мужчина кое-как сел, опираясь на ладони. Тоже интересно: снаружи руки обожжены и в трещинах, а внутри даже не покоцаны. Бентон мутно оглядел себя. Рубашка частично погорела, кожа под ней шла пузырями и нахватала в себя всяких мелких деревянных осколков. Рядом лежало то, что осталось от Куинна. Когда амбар полыхнул, Куинн принял на себя основную силу взрыва. Его тело приподнялось над землей, шибануло Бентона и невзначай загородило его от худшего, что затем последовало: хаотичного града обломков.
Бентон ощупью поднялся на ноги и стряхнул со штанов красновато-черную массу – вероятно, часть Куинна. Мысль о смерти товарища вызвала прилив бессильного негодования. Бентон приложил руку к голове; череп просто раскалывало. В волосах появилась какая-то проплешина. Ладонь, когда Бентон ее отнял, оказалась в крови.
Но хуже всего донимала острая ломота в глазу. Бентон к такому вообще не привык. Восприятие объема пропало, но он чувствовал: что-то торчит из глазницы, где раньше был левый глаз. Бентон осторожно поднял руку и поднес ближе. Ладонь случайно задела щепку, и Бентон завопил от боли. Из правого глаза потекли слезы, все затуманилось. Он как мог пытался смирить панику, заставляя себя дышать не мелко и часто, а длинными, глубокими вдохами и выдохами.
У него в глазу заноза. Оставлять ее там нельзя. Кто ж ходит с занозой в глазу. Это как-то… неправильно.
