Книга Жнецы, страница 18. Автор книги Джон Коннолли

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Жнецы»

Cтраница 18

Ну а поскольку свое благополучие миссис Бондарчук ценила достаточно высоко, то бдительно оберегала каждую его грань. Поэтому когда по вызову являлся, скажем, электрик или сантехник, то свою работу они делали под недремлющим оком миссис Бондарчук и ее мелкотравчатой собачьей стражи. Почтальон дальше порога не пропускался. То же самое – залетные коммивояжеры, детишки на Хэллоуин, ребята постарше и все без исключения взрослые, кроме разве что ее старой подруги миссис Ноти – тоже вдовицы. Пожилые дамы с угрюмой деловитостью, под дешевенький херес, неизменно раскидывали по четвергам партию в триктрак.

На правах собственника объекта фирма «Лерой Франк пропертиз» установила в доме дорогостоящую и сложную систему сигнализации. Принцип ее работы миссис Бондарчук уяснила до тонкостей. Сама о том не догадываясь, в охране мира и безопасности своих верхних соседей она была элементом не менее существенным, чем те стволы, которые они таскали с собой по долгу службы. В каком-то смысле миссис Бондарчук была для них как Цербер у врат Аида.

Сейчас Эвелин, лежа в постели, слушала «Шведскую рапсодию» на маленьком CD-плеере, подаренном мистером Ангелом и мистером Луисом на минувшее Рождество (миссис Бондарчук предпочитала поздно укладываться и поздно вставать: жаворонком ее никак не назовешь). Слышно было, как по коридору наверх прошли ее соседи. Тихо запищала «сигналка», которую они погасили кодом. Затем еще один, последний «пик», и дверь сверху закрылась. Сейчас там переустановят систему.

– Спокойной ночи, миссис Бондарчук, – из коридора напоследок подал голос Ангел.

Вместо ответа Эвелин лишь улыбнулась, останавливая музыку, и погасила свет. Всё, соседи дома. От этого ей всегда спалось лучше. Неизвестно почему, но миссис Бондарчук чувствовала себя при них в полной безопасности.

* * *

Той ночью Луис лежал без сна, слыша рядом дыхание спящего Ангела. Он размышлял о своем прошлом, о скрытой природе мира. Думал о жизнях, отнятых и утраченных, о маме, о женщинах, что его растили. Думал о Блиссе. Шел за нитями в узоре своей жизни, приостанавливаясь там, где они сплетались, соединялись одна с другой.

А затем закрыл глаза и стал дожидаться прихода Горящего Человека.

Тот городок был небольшой, закатный – термин, кое-что да значивший и для мальчика, и для таких, как он. Теперь того знака на въезде в город, скорее всего, нет – можно сказать, относительный прогресс, – но для многих он как будто все еще стоит на месте. Ведь почти все, кому на тот момент было от семи и выше, четко помнят, где находился знак: как раз перед воротами фермы Верджила Джеликотта. Старик Верджил должен был заботиться о том, чтобы знак не пятнала грязь – или, как однажды произошло во время смуты после убийства Эррола Рича, расчетливо нанесенная черная краска, в корне поменявшая смысл слов на знаке. Вместо надписи «Негр, следи, чтобы к закату тебя в этом городе не было» стало «Белый! Чтобы к закату тебя в этом городе не было!». Старика Верджила этот акт вандализма очень встревожил. И не только его, но и других, не обязательно белых. С Эрролом Ричем, понятно, поступили неправильно, но лишний раз бесить копов и городской совет тем, чтобы похабить их любимый знак, – откровенная глупость. Тем не менее, когда с расспросами о том, кто мог это сделать, нагрянула полиция, ее встретило молчание. За глупость не сажают, во всяком случае пока, но у закона против цветных есть куча уловок и зацепок, чтобы расправиться и в обход него.

Оригинальным в плане расовой дискриминации городок назвать нельзя – так, один из тысяч во всех Соединенных Штатах. Что тут говорить, когда по решению административного центра закатными становились целые округа. В какой-то период закатными считалась половина всех населенных пунктов в Орегоне, Огайо, Индиане, предгорьях Камберлендов и Озарка. Спаси бог черного, оказавшегося с наступлением темноты, скажем, в иллинойском Джонсборо, или в соседней с ним Анне (название расшифровывалось как «А Нигерам Нет Алиби», что было известно и черным, и белым; здесь на 127‑м шоссе закатные знаки продержатся вплоть до середины семидесятых), или в Эпплтоне, штат Висконсин, равно как и в пригородах Левиттона на Лонг-Айленде, в мичиганской Ливонии или Кедровых Ключах Флориды. И кстати, то же самое относится к вам – жиды, китаёзы, мексы и всякие там индеи. Торопись, сынок, время дорого. Припозднишься, и бац…

Родной городок мальчика отличался особой симпатичностью. Опрятный, ухоженный, без чрезмерной ругани и перебранок, во всяком случае на людях. Главную улицу хоть на открытку помещай: везде цветы в горшках, и всегда по сезону. Хотя городишко был совсем маленький – такой, что и городом, по сути, назвать сложно, но в тех краях слово «деревня» было не в чести: зазорно. Место, в котором ты живешь, должно зваться или городом, или вообще никак. Город подразумевает что-то обстоятельное. Город означает соседей, законы, порядок на улицах. Город – это тротуары, парикмахерские, церковь по воскресеньям. Называть то или иное место городом значит признавать определенный уровень жизни и ее уклад. Разумеется, временами кое-кто здесь может сходить с рельсов, но при этом важно: все знают, где эти рельсы находятся. А всякий с них сход – вещь сугубо временная. Поезд продолжает движение, и все добрые граждане уверены, что они на борту на протяжении всего путешествия. Пусть даже в дороге случаются какие-то непредвиденные остановки – это допустимо.

Но на самом деле для мальчика он городом не был. Вот не был, и все. Да, действительно, здесь налицо выступали все признаки города, какое бы малое место он ни занимал. Здесь наличествовали магазины, киношка и пара церквей. Для католиков, кстати, ни одной: хотите молиться своей заблудшей версии бога – езжайте за восемь миль к востоку в Мейлерсвилль или за двенадцать к югу в Лудлоу. Были здесь и дома, все как один с ухоженными газончиками, белыми оградами из штакетника и спринклерами, беззлобно шипящими жаркими летними днями. В них жили адвокаты и доктора, флористы и предприниматели. Если глядеть под нужным углом, то здесь имелось все для обеспечения жизни тех, кто решил назвать это место своим домом.

Проблема в глазах мальчика состояла в том, что все эти люди были белые. Городок построили для белых людей, ими же он управлялся. Белые стояли за прилавками магазинов, по обе их стороны – за очень небольшим исключением. Белыми были адвокаты и белыми были флористы. Белыми были копы. Черные в городке тоже встречались, но они постоянно пребывали в движении: что-то несли, доставляли, развозили, поднимали, перетаскивали. Спокойно стоять позволялось лишь белым людям. Черные делали то, что должны, а затем в одночасье исчезали. С сумраком на улицах оставались лишь белые.

Что примечательно: не сказать, чтобы кто-то проявлял по отношению к цветным жестокость, или коварство, или хотя бы несдержанность в манерах. Просто у обеих сторон было понимание, что так заведено. У черных были свои магазины, свои забегаловки, свои места отправления культа, свой, если на то пошло, жизненный уклад. В каком-то смысле у них существовал как бы свой отдельный город, только без забот проектировщиков и переписи населения. В общем и целом белые не обращали на них внимания: главное, чтобы никто ничего не выкинул. Черные жили в лесах и на болотах. Кое у кого из них, кстати, были вполне приличные дома. На это тоже смотрели как будто сквозь пальцы: мало ли кто чего себе понастроил. Черт возьми, не такой уж редкостью было, когда кто-нибудь из белых обращался к этим черным за какой-нибудь услугой. Особым спросом, надо сказать, пользовалась поставка экзотической плоти для изощренных белых джентльменов, чьи вкусы склонялись в этом направлении и жаждали «изюминки». Так что получается, не было такого, чтобы две расы совсем никогда не смешивались. Если уж на то пошло, смешение – это одно, а случка – совсем другое. Межрасовые парочки вступали меж собой в сношения гораздо чаще, чем многим хотелось бы думать, и за подобные встречи платились хорошие деньги.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация