Поговорив с Кирой, она принялась за составление плана поисков в расчете на троих – себя, Свету и Киру. Она разделила тридцать семь Анастасий на три почти равные группы: каждому придется взять на себя по двенадцать фамилий. Себе Рита оставила тринадцать. Необходимо обеспечить индивидуальный подход, и она до обеда ломала голову над тем, как этого добиться. В конце концов у нее получилась более или менее логичная схема действий для каждого члена тройки. Светлана появилась после двух, раскрасневшаяся от мороза. В руках она несла коробку с логотипом кондитерской фабрики «Север».
– Оторвитесь, Маргарита Григорьевна, – весело прочирикала девушка, ставя коробку на стол и снимая шубку. – Будем пить чай!
– У тебя день рождения? – спросила Рита. – Прости, я не знала!
– Да какой день рождения, лучше – мой черновик понравился Крюкову! – воскликнула Света, сияя от радости. – Конечно, он нашел неточности, сделал пару замечаний на полях, но в целом все отлично!
– Я в тебе не сомневалась, – улыбнулась Рита. – Вот защитишь диплом и уйдешь от меня!
– Не дождетесь, босс! – рассмеялась девушка. – Скоро мы прославимся, и клиентура рекой потечет!
– Кстати, о клиентуре, – сказала Рита, включив чайник. – У меня для тебя партийное задание уровня Штирлица. Справишься?
– Служу Советскому Союзу! – Света вытянулась в струнку и шутливо отдала честь.
* * *
– Слава богу, разошлись! – с облегчением вздохнула Елена Степановна, закрывая дверь в каморку и присаживаясь на стул. – У меня голова кружится от постоянного мельтешения такого жуткого количества народа!
– Ничего, теперь тихо будет, – сказала Галя, расчищая немного пространства на столе. – Сейчас почаевничаем, а потом нужно кое-что поправить: у Тамары, например, кружево на воротнике отваливается.
– И кто это придумал – в Новый год, тридцать первого числа ставить спектакль на восемь вечера? – покачала головой Елена Степановна. – Людям дай бог до дому добежать до боя курантов.
– Но билеты на премьеру распроданы! – заметила Галя, достав из комода чашки, сахарницу и сухарики в полиэтиленовом пакете. Вода в электрическом чайнике закипела, и он отключился. Крошечная костюмерша разлила кипяток по чашкам, кинула в них по пакетику фруктового «Липтона» и присела напротив Елены Степановны.
– Ты-то чего возмущаешься? – спросила она коллегу, отхлебнув чай. – Нам с тобой идти в Новый год некуда, так хоть с людьми побудем!
– У тебя сын есть.
– Он каникулы с отцом проведет, мы так договорились. Так что одна я, как сирота казанская! – Галя печально ухмыльнулась и уткнулась в свою чашку.
Кто-то поскребся в дверь.
– Господи, кого нелегкая принесла? – пробормотала Конюховская и, тяжело поднявшись, пошла отпирать дверь. На пороге стояла уборщица Раиса с ведром и шваброй. На ее лице было написано легкое замешательство.
– В чем дело, Рая? – спросила Елена Степановна.
– Заходи, Раиса, чайку с нами выпей, – предложила Галина.
– Да нет, – покачала головой уборщица, – я уже ухожу, только…
– Что – только? – переспросила Галя. – Да говори ты толком, а то топчешься на месте, как неприкаянная!
– Я в зале убиралась, – начала Рая неуверенно. – Свечи на сцене после репетиции погасили, так?
– Разумеется! – уверенно кивнула Елена Степановна. – Пожара нам только не хватало! – Она сама заходила в зал после того, как артисты разошлись, чтобы собрать на сцене реквизит.
– Но они горят! – почти шепотом проговорила уборщица.
– Что за ерунда! – воскликнула Галя.
– Сами поглядите!
Женщины ринулись в зал. Вся сцена оказалась освещена бесчисленным множеством свечей, и блики от них образовывали на потолке причудливые узоры.
– Как же это? – спросила Елена Степановна, переглянувшись с Галей. – Я ведь точно помню…
– Надо же, забыли затушить! – не слушая коллегу, пробормотала Галина. – Здание ведь Маргарите Синявской принадлежит, а она адвокат – засудит Семена насмерть, если что случится с ее драгоценной собственностью! А он все на нас свалит, ведь мы последние остаемся!
– Пошли тушить! – пробормотала Конюховская. – Но я уверена, что свечи погасили! Мне, слава богу, не сто лет, чтобы не помнить, что я полчаса назад видела! Кто-то снова их зажег.
– Да кому это надо? – удивилась Галина.
Конюховская не ответила, но упрямо поджала губы, уверенная в собственной правоте.
Задув свечи, женщины вернулись в свою каморку.
– Что-то мне не по себе, – тихо сказала старшая, снимая с вешалки платье Тамары Радзинской с отпоротым кое-где кружевом.
– В театре дежурит охранник, – заметила Галя. – Чего бояться-то?
– Охранник дежурил и в тот день, когда убили бывшего директора театра, помнишь? Однако это не помешало убийце проникнуть сюда и скрыться незамеченным!
– Да кому мы с тобой нужны?! – всплеснула руками Галина. – Тоже мне, важные персоны!
И они принялись за работу.
* * *
Макс отработал у Кожухова две недели. Андрей оказался человеком с тяжелым характером, он подавлял окружающих даже в том случае, когда ничего для этого специально не делал. Вздорный, часто грубый, он жутко сквернословил, как не позволял себе ни один сержант в бытность Макса в армии, и если выпивал, то напивался до зеленых чертей. В пьяном состоянии, однако, Кожухов отличался благодушием, и в эти моменты у него можно было просить все что угодно. Самое интересное, что на следующее утро он все прекрасно помнил и не отказывался от обещаний, данных «под парами»! Одной из обязанностей Макса было как раз следить, чтобы Андрей не наобещал слишком много. Знакомые бессовестно пользовались особенностью Кожухова, если им требовались его деньги или связи, и играли на его слабости. Макс убедился, что «желтая» пресса во многом права, описывая Кожухова как грубияна и дебошира. Он мог врезать надоедливому журналисту или фотографу, который пытался подойти слишком близко, и отчаянно ругался с коллегами. Но газеты не пишут, что Андрей корректен с обслугой, дает щедрые чаевые и никогда не позволяет себе обидеть официантку или уборщицу, даже если они того заслуживают. Не пишут и о том, что Кожухов никогда не опаздывает на интервью или концерты, как зачастую поступают другие артисты, считая, что звезд можно и подождать. Несмотря на репетиции «Призрака», Андрей продолжал давать концерты. Он ни разу не сократил выступление. После концертов он стоял в толпе поклонников до тех пор, пока не давал автограф последнему, и только тогда уходил домой, а это могло быть и в час, и в два часа ночи.
За короткое время, что Макс знал Андрея, ему даже удалось один раз слетать с ним в Москву. Работа над «Призраком» продолжалась с понедельника по субботу, а воскресенье считалось выходным днем, и каждый мог делать что хотел. Кожухов провел прошлое воскресенье, выступая со своей группой, после чего дал пресс-конференцию. Приземлившись в Шереметьеве в шесть утра, они отправились в гостиницу, где приняли душ и выпили кофе. После этого за ними приехала машина и отвезла на репетицию, продолжавшуюся около пяти часов. Пообедав в ресторане гостиницы, Андрей с Максом и ребятами из группы вернулись, чтобы встретиться с журналисткой телеканала «Муз-ТВ». Потом – небольшой перерыв до шести часов вечера, дальше – концерт на три часа вместо запланированных двух, потому что зрители не отпускали Кожухова со сцены.
