Мы вошли в холл, когда Бергман сделал нам знак молчать. Мы замерли, прислушиваясь. Тишина. Я совсем уже решила, что Бергман на этот раз ошибся, как вдруг раздались вполне отчетливые шаги, кто-то осторожно, но довольно быстро двигался в нашу сторону. Мужчины переглянулись, Вадим снял ботинки и почти бесшумно переместился к входной двери. Мне указали на соседний шкаф, за которым я и укрылась, а Бергман занял позицию у распахнутой двери в ту часть дома, где была галерея и кабинет хозяина. Ожидание длилось пару минут. В дверях возник темный силуэт. На улице было светло, но окна в холле отсутствовали, света, что доходил из столовой и с лестничной клетки, было явно недостаточно. Ко всему прочему, приходилось соблюдать осторожность, оттого разглядеть, кто появился в холле, оказалось непросто.
Человек замер на пороге, должно быть, почувствовав опасность. Вряд ли заметил нас, скорее интуиция сработала. Он вдруг развернулся и бросился бежать, рассчитывая покинуть дом через окно галереи или вовсе ни на что не рассчитывал, и гнал его обыкновенный страх. Бергман и Вадим бросились следом, и я не придумала ничего умнее, как поспешить за ними.
Через минуту мы все оказались в галерее. Здесь со светом был полный порядок, и я увидела, что на полу сидит Галина Андреевна, в черных джинсах и черном свитере, с волосами, стянутыми в хвост на затылке. В таком наряде она больше походила на ниндзя, чем на элегантную деловую женщину. Над ней нависал Вадим, держа руку на ее плече. Должно быть, сбил ее своим весом во время погони. Бергман стоял в трех шагах от поверженной дамы и вертел в руках какой-то журнал.
– Вам что здесь понадобилось, дамочка? – хмуро произнес Вадим, обращаясь к Галине.
– У меня встречный вопрос, – усмехнулась она.
– Думаю, вы, дорогая, понимаете: назрела необходимость побеседовать откровенно, – ответил Бергман. – Хочу вас предупредить: если вы своей откровенностью нас не удостоите, я вынужден буду сдать вас в полицию, и вы окажетесь в очень неприятной ситуации.
– Ты не станешь вызывать полицию, ты сам здесь…
– Ошибаетесь. Мы тут с разрешения хозяйки дома, она это охотно подтвердит.
Бергман протянул Галине руку, помощь она приняла неохотно. Мы прошли в кабинет Лотмана и устроились в креслах. Галина оказалась между Бергманом и Вадимом, прямо напротив меня. Бергман продемонстрировал журнал, который все еще держал в руках, и спросил:
– Зачем вам понадобился каталог коллекции?
– Хотела кое-что уточнить.
– А конкретнее?
– Какие именно картины пропали.
– Что вам мешало обратиться в полицию? Их эти картины тоже очень интересуют. Оказали бы помощь следствию. Кстати, как вы попали в дом?
– Дверь была открыта.
Бергман выразительно взглянул на Вадима, тот поднялся и подошел к Галине.
– Извиняюсь, дорогая…
– Не смей меня трогать, – закричала она, но на Вадима ни ее крик, ни слабое сопротивление впечатления не произвели. Ключи висели на шнурке, надетом на шею, скрытые от глаз свитером.
– Все интереснее и интереснее. Пора вызывать полицию или вы все-таки начнете говорить?
– Да, у меня есть ключи. И что такого? Мы несколько лет были с Лотманом любовниками. И вполне естественно…
– По вашим собственным словам, вы очень редко здесь бывали. С какой стати ему давать вам ключи? Это первое. И второе: после того как ваши отношения прекратились, Лотман потребовал бы их назад. Скорее всего и замки бы поменял на всякий случай.
– Ну, хорошо. Я воспользовалась случаем и сделала дубликат ключей. Сама толком не знаю почему. У женщин бывают весьма странные фантазии.
– Вот как? Хорошо, будем считать объяснение удовлетворительным. Поговорим вот о чем: накануне убийства Лотман продал картину коллекционеру, который ранее уже приобрел у него две картины. Шацкий был посредником. Натан Давыдович не мог обойтись без него или Шацкий, желая получить свой процент, продавца и покупателя друг к другу не подпускал?
Казалось, тот факт, что Бергман сменил тему, Галину обрадовал, заговорила она с воодушевлением. Для начала презрительно фыркнула.
– Покупателя Натан прекрасно знал и от Шацкого избавился бы с удовольствием. Если бы мог. Но Шацкому он был кое-чем обязан. И исправно платил двадцать процентов от каждой сделки.
– Не испытывайте нашего терпения, дорогая. В чем причина такой доброты?
– Натану это уже не повредит, – пожала она плечами. – И я могу сказать… Шацкий помог ему избавиться от зятя. То есть он и не думал помогать, Натан его попросту использовал. Попросил достать героин. Наплел какую-то чушь о том, что хочет поставить некий творческий эксперимент. Левушка помог. У него в друзьях всякой швали достаточно, сплошь непризнанные гении. А когда Гаврила вдруг скончался… Поначалу Шацкий не догадывался о своей роли, Натан трубил налево и направо, что зять – наркоман. Но потом, каким-то образом узнав подробности, все понял.
– То есть вы утверждаете, что Лотман убил своего зятя.
– Ничего я не утверждаю. Вы хотели знать, за что Шацкий получал свой щедрый процент, я вам ответила. Еще вопросы?
– Надеюсь, вы поможете мне кое в чем разобраться, – с улыбкой, которая могла очаровать любого, произнес Бергман. Я видела, как Галина, точно против воли, начала испытывать к нему симпатию, хотя по понятным причинам продолжала видеть в нем врага. – Лотман продал картину русского художника Киселева. Так?
– Да, кажется.
– Кажется? – удивился Бергман. – Экспертизу проводил ваш приятель Герман Ясулович. И познакомили его с Лотманом вы.
– Познакомила, и что? Тогда Лотман был моим любовником. А с Ясуловичем мы вместе учились. Он как раз специализируется на русской живописи девятнадцатого века. А меня интересует исключительно современное искусство, и экспертом в других направлениях я себя не считаю. В коллекции Натана работы старых мастеров, и он нуждался в консультации опытного специалиста.
– И этот опытный специалист делал заключение перед продажей?
– Если это было необходимо. – Галина вдруг занервничала. – Послушайте, это обычная практика. Мир профессионалов очень узок. Тут практически все друг друга знают.
– Так почему вас все-таки заинтересовал каталог? – задал вопрос Бергман и, не дождавшись ответа, продолжил: – Меня он, кстати, тоже заинтересовал. Дело в том, что мы нанесли сюда визит еще до похищения картин. Сфотографировали и каталог, и картины, которые были в доме. На всякий случай.
Услышав это, Галина заметно переменилась в лице, нервы ее были на пределе, она сцепила руки на груди, глядя куда-то мимо Бергмана. А он продолжил:
– И вот какую странность я обнаружил. В каталоге не было картины Киселева.
– Ничего удивительного, – резко ответила Галина. – Лотман с самого начала собирался ее продать, вот и не стал включать в каталог своей коллекции.
