Я посмотрел какой-то идиотский фильм, а потом соскользнул в сон, прибитый алкоголем и видениями воинов в шлемах, вражеских танков, плачущих королев и завистливых богов.
Самолет снизился так плавно, что я этого даже не заметил. И открыл глаза лишь в тот момент, когда шасси встретили посадочную полосу с таким жутким скрежетом, словно какая-то гигантская бормашина вонзилась в зуб великана.
Я забираю с багажной ленты свой чемодан. Вокруг меня толпа живых статуй в белых простынях и кожаных сандалиях. Час поздний. Глаза воспалились от кондиционера и яркого искусственного света, бьющего в лицо из витрин бутиков и безвкусных фонтанов в окружении пластиковых пальм. Атмосфера здесь душная, шумная, леденящая; от магазинов, протянувшихся на километры, исходят острые, тошнотворные запахи. Я так растерян, что чуть не натыкаюсь на электромобиль, который, тихо позвякивая, везет трех женщин в черных чадрах и перчатках. Мне сразу вспоминается Бейрут. Я хватаюсь за балюстраду, чтобы не упасть. Потом иду на паспортный контроль, то и дело оскальзываясь на белом полированном граните, гладком, как кожа ребенка, и мечтая, чтобы меня задержали и отправили обратно в Европу. Увы, слишком поздно: я не представляю угрозы для безопасности королевства. Таможенник в куфии
[179]
усталым взмахом руки пропускает меня мимо своей прозрачной будки, я его не интересую, я могу идти куда угодно.
И вот я в чужой стране. Нарушив данную себе клятву. Я думаю о теле, которое мне предстоит увидеть, и у меня все сжимается внутри. Уф, слава богу: вот он, мой Жюль! Совсем не изменился. Все та же фигура большой костлявой марионетки, только галстук теперь затянут туго, как удавка.
– Ну, как дела, парень? – спрашивает он, энергично, с грубоватой нежностью стиснув меня в объятиях. Он не был знаком с Пас. И добавляет: – Сочувствую.
Я глотаю слюну. Над его плечами мигают световые вывески, мужские и женские одеяния извиваются, как пламя факелов… Свет слишком резок, а искушение вернуться в самолет слишком сильно.
– Жюль, ничего, если мы уберемся подальше отсюда?
Снаружи теплый воздух приводит меня в чувство. Оглушительно сигналят машины, из смартфонов несутся хриплые голоса, все та же свистопляска с такси, как везде в мире, разве что здешние автомобили длиннее, вместительнее и все с затемненными стеклами. Мой чемодан дребезжа катится по асфальту.
Жюль подводит меня к чему-то вроде машины, если можно так назвать раздолбанный джип «Вранглер» зеленого камуфляжного цвета, который довольно дико выглядит среди черных лимузинов. Над сиденьями всего лишь брезентовый навес.
Он бросает мой багаж назад, мы устраиваемся спереди, он заводит мотор, включает музыку. Знакомая мелодия. Веселые аккорды и английский дискант. Жюль подмигивает мне. Черт подери, «Disco-2000», гимн наших двадцати лет! Искусно маневрируя между роскошными тачками, Жюль выезжает со стоянки и на полной скорости мчит в сторону мегаполиса, издали напоминающего город в «Бегущем по лезвию»
[180]
.
Они говорили, что когда вырастут,
То поженятся, чтобы никогда не расставаться.
Но они так и не сделали этого, хотя я часто об этом думал.
Там, вдали, свет искрится, точно содовая в гигантском стакане. Чудится, будто город втягивает в себя машину, которая несется по бесконечной асфальтовой ленте, ныряет под мосты и в туннели, крутится на многоуровневых развязках. Справа и слева уже вырастает лес небоскребов, сверкающих разноцветными огнями; они торчат на поверхности пустыни, щеголяя причудливыми формами – от языка пламени до гигантского штопора. Самое высокое сооружение, телемачта, напоминает иглу, пронзающую ночной небосвод. Джип притормаживает, сворачивает налево. Еще раз сбрасывает скорость. Потом, внезапно рванув вперед, обгоняет длиннющие лимузины. Брезентовый верх полощется на ветру. Жюль прибавляет громкости:
В школе ты была первой девочкой, у которой появились грудки. Мартин говорил, что твои – самые красивые.
От нахлынувших воспоминаний у меня щиплет глаза. Я думаю о белобрысой лыжнице-датчанке, ползавшей на четвереньках под деревянными балками своей квартиры, где паркет почернел от наших загашенных окурков. Думаю о карманном издании «Бесов» с изможденным лицом одержимого на ярко-красной обложке. Думаю о нашей эскападе в Барселоне, где меня ждала пухлая грудь девушки с унылыми губами; встреча произошла в старинном квартале, у фонтана, к которому она прислонилась… И о мягких ситцевых стеганых одеялах, привезенных из Индии, – я кутался в них у Жюля. И о красивом рисунке, который подарила мне студентка-художница в те времена, когда я пристрастился к зеленому змию; на нем была изображена бутылка с этикеткой «Святая душа». И о клошарах в общественных банях на площади Монж, куда я ходил помыться, перед тем как идти танцевать под эту песенку:
Все парни были в тебя влюблены, а я страдал,
Глядя, как они все пытаются тебя раздеть.
Целая жизнь, о которой Пас так и не узнала.
Джип замедляет ход, сворачивает с автотрассы на дорогу поуже, проезжает мимо мечети, чьи минареты нацелены в небо, словно ракеты на пусковой установке, и тормозит на стоянке перед большим отелем, в окружении сада. Наконец-то настоящие пальмы. И запах моря. Жюль выключает мотор. Я прислушиваюсь: к вздохам волн примешивается музыка ночного кабаре.
– Пойдем-ка опрокинем по рюмке, – говорит он.
Нас опережают несколько пар, мы идем вдоль пенного прибоя по аллее, ведущей к террасе с белой элегантной мебелью. У входа стоит распорядительница в строгом костюме, которую Жюль приветствует поцелуем. Потом он представляет меня. От девушки исходит нежный аромат, напоминающий мне, что после долгого перелета неплохо было бы принять душ. Она дарит нам ярко-красную улыбку, подзывает другую девушку, и та ведет нас к столу у самого края террасы, где пляшут на воде яхты. Жюль заказывает два мохито «диабло».
Вынув пачку, он протягивает одну сигарету мне. Я сжимаю ее губами, огонек зажигалки облизывает ее кончик. От запаха дыма мне становится легче.
– Ну, так что стряслось? – спрашивает он.
– Они нашли ее… где-то на пляже…
И конечно, он задает вопрос, на который у меня нет ответа: «Какого черта она там делала?»
Я пожимаю плечами. Жюль отводит взгляд; мне стыдно, что я ничего не знаю. Вокруг нас все громче звучит музыка. Электронная музыка, сопровождающая мелодию на клавесине.
– Ты знаешь такое место – Абу Нувас?
– Это в другом эмирате. По-моему, крошечное селение. Никогда там не был.
Он явно хочет добавить еще что-то, но колеблется. Я помогаю ему:
– Давай, Жюль, спрашивай. За последние три дня я столько передумал, что меня уже ничем не испугаешь.
