Справа от входной лестницы высокие, от пола до потолка, торжественные окна обрамляли фестоны многослойного белого шелка, бледно-золотые жаккардовые портьеры были раздвинуты, и помещение заливал мягкий свет с тенистой улицы. У входа не было ни таблички, ни надписи, ни общественного почтового ящика – ничего, что наводило бы на мысль, что «Милбэнк-хаус» только кажется элегантным особняком, принадлежащим богатой семье.
Расположенный в самом центре района роскошных домов, выросшего между преуспевающей епископальной церковью на углу Пятой авеню с одной стороны и очаровательными зданиями Патчин-плейс за Шестой авеню – с другой, этот квартал был одновременно эксцентричным и респектабельным. Редкое сочетание для Нью-Йорка начала века.
«Милбэнк-хаус» состоял из двух соединенных между собой зданий, в которых было двадцать шесть спален, четырнадцать ванных, общественная библиотека, столовая, огромная подвальная кухня, оборудованная подъемником, и салон красоты. К дому прилегал сад. Особняк находился в собственности «Союза христианок», и за разумную плату тут предоставляли стол и кров молодым женщинам, оказавшимся в Нью-Йорке без семьи и связей.
Эмма Фогарти, как и обещала, заглянула к управляющей пансионом и расхвалила новых подруг, талантливых рукодельниц. Одна – иммигрантка из Италии, другая – решительная ирландка, и обе нуждаются в подходящем жилье и солидном адресе, чтобы реализовать свою мечту и стать высококлассными портнихами, обшивающими театры на Бродвее и высшее общество, от парка до Пятой авеню.
Завтрак и ужин были включены в еженедельную плату, а еще в пансионе был пресс для отжимания белья и в подвале – веревки для сушки. Но важнее всех этих примет комфортной жизни была компания молодых обитательниц, стремящихся достичь большего благодаря таланту и энергии. Наконец-то Лаура и Энца попали в среду, где разделяли их чувства и устремления.
Мисс Каролина де Курси, управлявшая пансионом, была изящной седовласой леди, элегантной и с великолепными манерами. Лаура Хири пришлась ей по сердцу с первого взгляда. Матушка де Курси была родом из того же ирландского графства, что и семья Хири.
Она провела девушек на четвертый этаж. В просторном холле вдоль стены выстроились шкафы с простыми медными ручками. Мисс де Курси открыла один из шкафов. На самом верху располагались длинные, вместительные полки для шляп, ниже – перекладина с рядом свободных деревянных плечиков, а в самом низу было достаточно места для обуви, а еще отделение для сумок и саквояжей.
– Займите вот этот, мисс Раванелли, – сказала мисс де Курси. – А вот этот ваш, мисс Хири. – Она открыла другую дверцу.
Девушки переглянулись, не в силах поверить в такое везение. Шкафы! Энца обходилась своей дорожной сумкой с тех пор, как покинула Италию, а Лаура делила гардероб и крючки с сестрами и кузинами в их общем большом доме.
– И следуйте за мной, – велела мисс де Курси, отпирая дверь в нише рядом со шкафами.
За дверью оказалась самая прелестная комната из всех, какие Энца когда-либо видела. Косой потолок с мансардным окном. Камин и зеркало. Падавший в окно свет отражался в полированных ореховых половицах. Две мягкие кровати были накрыты пухлыми одеялами, между кроватями – тумбочка с лампой. Рабочий стол под окном, еще один – возле двери. Да тут для них обеих предостаточно места! Спокойная простота обстановки, запах лимонного воска и свежий ветерок, долетавший из сада сквозь открытое окно, – все это придавало комнате домашний уют.
– Я подумала, что двум портнихам подойдет комната с хорошим освещением, пусть и на четвертом этаже. Большинство девушек предпочитают второй…
– Это самая прекрасная комната, какую я только видела в жизни! – с жаром воскликнула Энца.
– Мы никогда не сможем в полной мере отблагодарить вас! – добавила Лаура.
– Поддерживайте порядок и не сушите чулки в общей ванной. – Мисс де Курси вручила каждой по ключу. – Увидимся на ужине, – добавила она, закрывая за собой дверь.
Лаура бросилась на кровать, и Энца последовала ее примеру.
– Ты слышишь? – спросила Лаура.
– Что?
– Как звонит к ужину колокольчик… и скрипит колесо Фортуны! – рассмеялась Лаура.
Чиро прикинул, что Луиджи сможет несколько часов заправлять в ремонтном фургоне в одиночку. Дела шли бойко, но не скажешь, чтобы они выбивались из сил. Сейчас они стояли в районе доков Нижнего Манхэттена, где строители обедали прямо на пирсе. Чиро решил вернуться в Маленькую Италию пешком через Гринвич-Виллидж. Он любил шагать теплой весенней порой по ветреным улицам, любуясь георгианскими зданиями с симметричными лестницами на Джейн-стрит, а на Чарлз-стрит – особняками в стиле Ренессанса, с их коваными балконами и небольшими частными парками за ажурными воротами, где в вазонах цвели желтые нарциссы и лиловые ирисы. Красота домов умиротворяла его. Возможно, глядя на них, он вспоминал, как трудился на родине, сажая цветы и подновляя забор в Сан-Никола. Ухоженные садики и аккуратные дома успокаивали, привносили упорядоченность в мир, где не хватало порядка.
Когда Чиро проходил мимо церкви Девы Марии Помпейской, из нее выплеснулась свадебная толпа. У обочины был припаркован ослепительный новенький «нэш родстер», капот украшал букет белых роз, обернутый кружевом и перевязанный атласными лентами. Чиро остановился, чтобы рассмотреть темно-синий, с обитым красной кожей салоном кабриолет. Плавные линии полированного дерева и блестящие медные рычаги – одного этого было достаточно, чтобы привести любого молодого человека в экстаз. Авто завораживало не меньше, чем женская красота.
Очаровательные подружки невесты, державшие белые каллы на длинных стеблях, сбежали по ступенькам и выстроились в ряд. На головах поблескивали уборы из широкой шелковой ленты, расшитой стеклярусом, розовые шифоновые платья были длиной в пол.
Чиро понял: да это же все его соотечественницы, наверняка родом с юга Италии, все черноглазые, с темными волосами, уложенными в затейливые прически. И все как одна стройные, ну вылитые статуэтки из тончайшего фарфора. И тут же вспомнилась Энца Раванелли. Чиро решительно отогнал воспоминание. Он не из тех, кто тоскует о недоступном и навеки утраченном.
На крыльцо вышли жених и невеста, их осыпали дождем из риса и конфетти. В невесте Чиро с изумлением узнал Феличиту Кассио. За атласным белым платьем тянулась кружевная вуаль, воздушная, точно облачко. Феличита с улыбкой оглядывала толпу. Последний раз Чиро встречался с ней на прошлое Рождество, перед тем как поехать в Хобокен. Он тогда сказал Феличите, что пора им разорвать свои необязательные отношения.
Феличита выбрала себе в мужья привлекательного, невысокого смуглого сицилийца. Он картинно поцеловал невесту в щеку.
Чиро повернулся, чтобы уйти, но слишком поздно. Феличита уже заметила его, лицо ее на миг исказилось, но она тут же скрыла потрясение сияющей счастливой улыбкой, помахала Чиро, сунула букет подружке невесты и направилась к Чиро.
Хорошие манеры и монастырское воспитание не позволили ему сбежать. Чиро оглядел свой комбинезон, перепачканный машинным маслом и мелом. Рабочая одежда явно не годилась для торжественного случая. Атласное свадебное платье подчеркивало великолепную фигуру Феличиты; когда она двигалась, атлас будто обнимал изгибы ее тела. Чиро ощутил возбуждение.
