– Но это другой случай. Чиро и Энца действительно познакомились на какой-то горной круче, – настаивала Лаура.
– Мы уже виделись, синьора! – Энца выступила вперед, не дожидаясь, пока Лаура скажет что-то непоправимое. – Я встретила вас, вашего мужа и Чиро в свой первый день в Нью-Йорке, в больнице Святого Винсента. Я была с отцом.
Карла смерила Энцу оценивающим взглядом. Она в подробностях изучила ее одежду и шляпку и решила, что девушка – настоящая леди.
– В тот день, когда Чиро порезал руку, – припомнила Карла.
– Да, синьора.
– Как поживает ваш отец?
– Сначала он работал в шахте, но теперь строит дороги в Калифорнии.
– Тяжелая работа.
– Да, но лучше, чем угольная шахта.
– Мы работаем на фабрике в Хобокене, шьем блузки, – с улыбкой сказала Лаура. – С удовольствием как-нибудь принесли бы вам одну.
– Как это мило с вашей стороны, – улыбнулась в ответ Карла. – Но меня не подкупить. У Чиро множество подружек, и большинство я не одобряю. Само собой, из тех, о которых мне известно.
Энца выдохнула. Она и не заметила, что задержала дыхание. Чиро не женат.
Карла продолжала:
– В наши дни девушки такие нахальные. Они не ждут подобающих ухаживаний. Просто заявляются со своими требованиями. Прямо-таки выстраиваются в очередь у прилавка, чтобы взглянуть на Чиро Ладзари, будто покупают сыр.
– Я здесь не для того, чтобы покупать сыр, синьора. Я разыскивала старого друга, только чтобы узнать, как он поживает. – Энца чувствовала облегчение от того, что Чиро здесь нет. Она не знала, смогла бы выдержать, если бы обнаружилось, что Чиро ее не помнит. – Спасибо, синьора. Желаю вам с синьором Дзанетти отличного праздника.
Энца и Лаура повернулись, чтобы уйти.
Дверь лавки распахнулась, громко звякнул колокольчик. Первым вошел синьор Дзанетти, за ним следовала пара, Луиджи Латини и его подружка Паппина, изящная брюнетка с розовой фарфоровой кожей. Следом – Феличита Кассио в красной шляпе с широкими полями, в тон костюму. Завершал процессию Чиро Ладзари в отлично сидящей темно-синей тройке и элегантном шелковом галстуке цвета морской волны, точь-в-точь как его глаза. Он нес две запотевшие от холода бутылки шампанского. Внезапно в комнате стало очень тесно.
Энца отвернулась, страстно желая, чтобы ее нога никогда не переступала порог этой лавки.
– Кто из этих красивых джентльменов – Чиро Ладзари? – спросила Лаура.
– Ну уж никак не этот старик, он мой, – хмыкнула Карла.
– Не смотрите на меня. Я Луиджи Латини. И я тоже не красавец, – Луиджи взглянул на Ремо, – но и не старик.
– Я Чиро. Чем могу вам помочь? – спросил Чиро.
– Моя подруга – ваша старая знакомая, – ответила Лаура. – Еще по Альпам.
– Я счастливчик, если это сестра Тереза с монастырской кухни Сан-Никола, – пошутил Чиро.
– Эта юная леди не носит монашеского одеяния. – Лаура натянула перчатки.
– По крайней мере, пока. Здравствуй, Чиро, – тихо сказала Энца.
– Энца! – Поставив бутылки, Чиро схватил девушку за руки.
Прежде хорошенькая, она стала красавицей. Стройная, подтянутая, в серо-бежевом костюме, Энца напоминала птицу с блестящими перышками. Феличита, скрестив руки на груди, принялась разглядывать свое отражение в зеркале, висевшем за кассой.
– Энца, это Феличита Кассио. – Чиро поспешил представить их друг другу, при этом он не отрывал от Энцы удивленного взгляда.
В голове у него проносилось множество мыслей. Он был поражен, как же утонченно Энца выглядела. Как она изменилась за шесть лет после их встречи в больнице Святого Винсента. Только иммигрант может понять, чего стоит приехать сюда в совсем юном возрасте и вырасти в месте, столь не похожем на дом. Совершенно ясно – Энца прекрасно справилась с трудностями.
– Феличита была Майской Королевой прихода Девы Марии Помпейской шесть лет назад, – сказала Карла тоном, который подразумевал, что лучшие деньки Феличиты давно позади.
– Я еще не встречалась с настоящей королевой, – заметила Лаура.
– Ну, я вовсе не правлю страной или что-нибудь в этом роде. Просто надела корону на Богородицу.
Лаура бросила на Энцу многозначительный взгляд.
– Что ж, они сделали прекрасный выбор, – великодушно сказала Энца. Она оглянулась на дверь, мечтая поскорее выпутаться из этой неловкой ситуации. И задаст же она жару Лауре, как только снова окажется на улице!
Чиро посторонился:
– Ремо, это Энца, помнишь? Вы встречались в больнице, когда я порезал руку.
– Не верю, что это та же самая девушка. – Ремо покачал головой. – Che bella.
– Когда вы меня видели, я была очень больна, – сказала Энца.
– Хобокен тебе подходит, – произнес Ремо.
– О да, это мировая столица красоты, – откликнулась Лаура, вызвав всеобщий смех. Особенно развеселилась Карла.
– Карла, не хочешь предложить гостям выпить? – спросил Ремо.
– Я как раз собиралась отнести подносы на крышу. Сегодня будет фейерверк. – Она повернулась к Лауре и Энце: – Не хотите к нам присоединиться?
Энца взглянула на Чиро, который не сводил с нее глаз.
– Мы не можем. Я должна идти.
– Нет, не должна. Довольно играть роль Золушки. Ты достаточно потрудилась. Сегодня у тебя праздник. Можете на нас рассчитывать, синьора Дзанетти. И спасибо. Счастливого Дня Колумба! – Лаура хлопнула в ладоши.
– Великолепно. Какой сюрприз! – Чиро взял у Карлы поднос. – Я хочу услышать все подробности о Золушке.
– Спорить готова, что хочешь, – сказала Феличита, поправляя шляпу. – Он большой любитель сказок, наш Чиро.
У дома Дзанетти на Малберри-стрит была не слишком просторная, крытая рубероидом крыша. Низкая скамья, несколько деревянных стульев с прямой спинкой, пострадавших от дождей, и гирлянда из простых электрических лампочек, привязанная к трубе.
Крыши Маленькой Италии были словно городом в городе. В нескольких этажах от земли, но так близко одна к другой, что дети запросто перепрыгивали к соседям. Большинство крыш хозяева обставили незамысловато. На некоторых выращивали помидоры или душистые травы, на другие поставили цветы в горшках и оборудовали гриль. Но сегодня крыши были переполнены, как хоры под сводами церкви, – это празднующие, заняв места повыше, ожидали фейерверков.
Карла пристроила поднос на уступе трубы, а Ремо занялся шампанским. Открыв бутылку, он разлил вино по бокалам.
– За Христофора Колумба!
Энца присела на скамью рядом с Паппиной. В миниатюрной брюнетке с искрящимися черными глазами она почему-то почувствовала родственную душу. У Паппины была теплая улыбка, а ее кудряшки напомнили Энце о Стелле.
