Браун
Миллер
Джонс
Смит
Коллинз
Блейк
Льюис
– Выбери «Льюис». Начинается на «Л», как и твоя.
Чиро просмотрел фамилии и вернул список мистеру Андерсону:
– Вы отошлете меня обратно, если я не сменю имя?
– Здесь не смогут выговорить твое, малыш.
– Сэр, раз они говорят «спагетти», то смогут произнести и «Ладзари».
Синьор Андерсон изо всех сил старался не рассмеяться.
– Меня прежде звали Скольяферрантелла, – сказал он. – Выбора не было.
– Из какой провинции вы родом, синьор? – спросил Чиро.
– Из Рима.
– Мой брат Эдуардо только что поступил в римскую семинарию Сан-Агостино. Он собирается стать священником. Так что, если я откажусь от своей фамилии, она умрет. Мы с братом одни в целом мире. Я не хочу, чтобы имя Ладзари исчезло.
Синьор Андерсон откинулся на стуле. Поправил очки на своем выдающемся носу. Приподняв густые брови, спросил:
– Кто твой поручитель?
– Ремо Дзанетти, Малберри-стрит, тридцать шесть.
– Род деятельности?
– Башмачник.
– Сколько тебе лет?
– Шестнадцать.
Офицер поставил в паспорт Чиро штамп о въезде в Соединенные Штаты. В документах осталась фамилия Ладзари.
– Можешь идти. Возвращайся на причал, паром доставит тебя на Манхэттен.
Чиро держал в руке документы, на которых стояла свежая темно-синяя печать. У него было все, чтобы начать новую жизнь. Но благодарный человек должен делиться удачей, и Чиро не мог поступить по-другому.
– Синьор Андерсон, извините, что беспокою вас… – начал он.
Офицер бросил на Чиро несколько раздраженный взгляд. Понимает ли этот молодой человек, насколько ему повезло? Он прошел через остров Эллис без сучка без задоринки, даже его итальянскую фамилию не тронули.
– Не могли бы вы помочь моему другу? Его зовут Луиджи Латини. Он работал со мной у пароходной топки. Он хороший человек. Его родители сговорили его, и он должен успеть на поезд в Огайо, чтобы встретиться с девушкой. Он боится, что, если не приедет вовремя, она выйдет за другого.
Андерсон закатил глаза:
– Где он?
– Очередь номер три. В конце.
– Жди здесь.
Чиро достал из кармана медаль, которую сестра Тереза подарила ему на прощание. Он поцеловал Святое сердце Иисусово. С верой у Чиро было туго, но не с благодарностью. Он сел на место и вдохнул сладкий запах полированного дуба, исходивший от стен. Комната была в десять раз больше его каюты на пароходе. Пространство, квадратные метры, высота, ширина – вот что прежде всего останется в памяти Чиро от плавания из Италии в Америку.
Луиджи Латини вошел в комнату в сопровождении офицера Андерсона. Лицо у него было того же бледно-серого оттенка, что и его иммиграционные документы.
– Не волнуйся, Луиджи. Офицер Андерсон здесь, чтобы помочь нам, – сказал Чиро, когда Луиджи уселся рядом с ним.
– Вы тоже добрый католик, синьор Латини? – улыбнулся Андерсон.
– Si, si, – сказал Луиджи, глядя на Чиро.
– Я рад, что вы не задали мне такой же вопрос, офицер Андерсон, – ухмыльнулся Чиро.
После того как офицер огласил свой список вопросов, Чиро вмешался:
– Луиджи тоже не захочет стать Льюисом.
– Вы также хотите оставить свою фамилию? – спросил Андерсон.
– А можно? – Луиджи взглянул сначала на Чиро, потом на офицера.
Офицер Андерсон проштамповал документы Луиджи.
– Вы, мальчики, хорошо показали себя, – сказал он, сунул руку в карман и протянул каждому по завернутой в фольгу полоске.
– Что это, сэр? – спросил Чиро.
– Жевательная резинка.
Луиджи и Чиро посмотрели сначала друг на друга, потом – на загадочные прямоугольнички.
– Ни разу не видели?
Парни покачали головой.
– Это чисто американская штука. Как хот-доги и сигареты. Попробуйте.
Луиджи и Чиро развернули резинку и положили в рот розовые ломтики.
– А теперь жуйте.
Они начали жевать. Рот наполнился сладким гвоздичным вкусом.
– Только не глотайте. Заведутся глисты. По крайней мере, так утверждает моя жена. – Он рассмеялся.
Чиро бросил последний взгляд на зал регистрации. Всю последующую жизнь он будет благоговеть перед классическими линиями и грандиозным масштабом американской архитектуры. Он представил, что помимо величественных зданий и портовых городов в этой стране есть еще фермы, протянувшиеся на многие акры, огромные запасы угля в шахтах, сталь, которую можно плавить, железные дороги, которые нужно прокладывать, автомобильные дороги, которые нужно строить. Здесь была работа для всех, кто готов трудиться. И, к счастью для Чиро, каждый из этих людей нуждался в паре башмаков. Чиро начал понимать принцип, по которому устроена Америка, и это меняло его взгляд на мир и на самого себя. Человек может мыслить ясно там, где есть простор для его мечтаний.
Когда Чиро и Луиджи сошли с парома в порту Нижнего Манхэттена, все вокруг было завалено сувенирами и безделушками на продажу. Реклама сигар Шермана Тернера, табака Зилиты Блэк и пончиков «Розинс Донатс» украшала тележки, с которых продавали «Галантерею Сэлли Дэлли» и «Цветы от Ивонн Бенне». Стандартный набор иммигрантского бизнеса. Чиро и Луиджи лицом к лицу столкнулись с главным двигателем американской жизни: «Сначала заработай, потом потрать».
Луиджи купил маленькое хрустальное сердце для своей нареченной, а Чиро – букет желтых роз для синьоры Дзанетти. Затем они влились в толпу, двигавшуюся через проход под аркой, надпись на которой гласила: «ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В НЬЮ-ЙОРК!»
Луиджи повернулся к Чиро:
– Мне нужно на Центральный вокзал, чтобы сесть на поезд до Чикаго, а оттуда – в Огайо.
– А мне на Малберри-стрит, – ответил Чиро.
– Я собираюсь учить английский по дороге в Чикаго.
– А я собираюсь учить его, когда обоснуюсь в Маленькой Италии. Как тебе это нравится, Луиджи? Я еду в место под названием «Италия», чтобы учить английский, – пошутил Чиро.
Они пожали друг другу руки.
– Береги себя, – сказал Луиджи.
– Удачи с Альбертой. Уверен, она куда прекраснее, чем на фотографии.
Луиджи присвистнул:
– Va bene. – И исчез в толпе, направлявшейся к поезду надземки.
