– Я обеспокоена, отец.
– Вы поверили сплетне, которую распространяет обо мне мальчишка Ладзари?
– Он с детства растет в монастыре, отец, и я никогда не ловила его на вранье.
– Он лжец, – заявил дон Грегорио.
– Отец, если вы пытаетесь заставить меня сомневаться в том, что говорит мне внутренний голос, у вас ничего не выйдет.
– Вы расстроили семейство Матроччи и причинили им огромные страдания. Грех зависти обуял эту деревню. А может, вы сами вовлечены в неподобающие отношения?
– Уверяю вас, это совсем не тот случай. Он для меня как сын. – Сестра Тереза, защищаясь, повысила голос.
– Я бы и назвал это неподобающими отношениями. Вы монахиня, а не его мать. Если бы я был здешним священником, когда мать их бросила, я бы не позволил им остаться. У нас здесь не сиротский приют.
– Мы помогаем бедным, в чем бы они ни нуждались.
– Вы здесь, чтобы служить Церкви, сестра Тереза. Теперь идите и пришлите мне сестру Эрколину.
Дрожа от ярости, сестра Тереза поклонилась и отправилась на кухню. Через минуту сестра Эрколина стояла у стола, лицом к дону Грегорио.
– Я хочу, чтобы вы отослали сестру Терезу из нашего прихода.
– Сожалею, отец. – Голос сестры Эрколины звучал ясно и твердо, сегодня вечером она уже достаточно торговалась. – Сестра Тереза хорошая монахиня и превосходная кухарка. Думаю, вы помните время, когда готовила сестра Беатриса. Мы практически голодали.
– Пусть тогда мою еду готовит кто-то другой. – Дон Грегорио посмотрел на часы.
– Конечно, отец. – Сестра Эрколина перевела дух, она не сомневалась, что ей удалось отстоять сестру Терезу. – Но сначала мне нужны тридцать лир, – спокойно сказала она.
– Ах да. – Дон Грегорио не двинулся с места.
– Я подожду.
Дон Грегорио встал и вышел в соседнюю комнату. Сестра Эрколина нащупала в кармане облачения четки и сжала их в руке. Склонив голову, она начала молиться. Через несколько минут дон Грегорио вернулся.
– Вот. – Он вручил сестре Эрколине деньги. – Но это огромная сумма. Вы воспользовались положением.
– Вы дали мне срочное поручение, отец. Возможно, вы предпочли бы, чтобы Чиро…
– Нет! – рявкнул он. – Это не слишком большая плата за то, чтобы очистить деревню от скверны.
Сестра Эрколина положила деньги в карман.
– Спокойной ночи, дон Грегорио, – сказала она и вышла.
Присоединившись к подругам на кухне, сестра Эрколина улыбнулась и приложила палец к губам. Они взяли подносы и погасили масляные лампы. Сестра Эрколина открыла дверь.
Этой ночью все монахини Сан-Никола собрались в монастырской церкви. Чиро и Эдуардо присоединились к ним, усевшись сзади. Сестра Эрколина вышла из ризницы. Закрыв дверь, она повернулась к мальчикам и с печалью заговорила:
– Все приготовления закончены. В эту субботу Игнацио отвезет вас в Бергамо в церковной коляске.
– Мне позволено сесть в коляску дона Грегорио? Я думал, он заставит меня спускаться вниз пешком, волоча огромный крест, как Иисус на Голгофе.
– Чиро, я попросила бы тебя придержать язык, пока я не кончу говорить.
– Простите, сестра, – улыбнулся Чиро.
– Эдуардо, билет на поезд будет ждать тебя на станции. Ты присоединишься к четырем другим семинаристам. Приехав в Рим, отправишься с ними в свой новый дом – в семинарию Сан-Агостино. Чиро, твой билет находится там же, на поезд до Венеции. Оттуда ты морем доберешься до Гавра во Франции, где купишь билет в один конец до Нью-Йорка на пароход «Вирджиния».
– Вы уже обеспечили мне место матроса по контракту? У меня была всего одна лира, да и ту я отдал сестре Доменике. Она наверняка уже прокутила ее, купив бутылку кубинского рома.
– Чиро! – Сестра Доменика рассмеялась; монахини захихикали.
– Нет, путешествие обойдется в двадцать восемь лир, и еще две останутся тебе, чтобы начать новую жизнь. – Сестры ахнули в ответ на открытый вызов священнику со стороны Эрколины. – Родственники сестры Анны-Изабель телеграммой известили нас, что встретят тебя на острове Манхэттен, Южный порт, причал 64, после того как ты пройдешь контроль на острове Эллис. Возьми это письмо. – Она вручила Чиро бумагу. – И деньги. – Лиры перекочевали в руки Чиро.
– Благодарю вас, – сказал Чиро. Он взял конверт и деньги и взглянул на брата. – Вы пошли на жертвы, которых я не достоин.
– Ты достоин, Чиро. Но я должна попросить тебя кое о чем взамен. И хочу просить Эдуардо и всех сестер держать все произошедшее в тайне. Я сказала дону Грегорио, что тебя отсылают в трудовой лагерь в Парме.
Сестры охнули. Они ни разу не слышали, чтобы Эрколина лгала.
– Я молилась и должна следовать в этом вопросе велению совести. Я верю, что ты достойный молодой человек, Чиро. Какая ирония: чтобы позаботиться о тебе, мне пришлось солгать. Власть священника абсолютна, и, умоляй я его хоть тысячу лет, он не изменил бы решения. Но ты не должен быть наказан за то, что сказал правду.
– Спасибо, сестра. – Терезу переполняли эмоции.
– Я прошу вас простить меня и помолиться за Эдуардо и Чиро, когда они покинут нас, чтобы начать новую жизнь. И прошу помолиться за дона Грегорио. Из-за своего поведения он нуждается в вашем заступничестве.
– Я был целиком ваш, пока вы не попросили нас помолиться за падре, – пробормотал Чиро.
Сестра Эрколина вспылила:
– Чиро, ты понимаешь, что, если бы ты хоть раз пошел мне навстречу, я бы послала тебя в семинарию вместе с Эдуардо?
– Лучше отправьте меня в Америку. Я не думаю, что мы со Святой Римской церковью – хорошая пара.
– Я тоже пришла к такому выводу, Чиро, – улыбнулась сестра Эрколина.
Коляска священника стояла у входа в монастырь. Солнце еще не поднялось над Вильминоре. Так рано просыпались только фермеры и деревенский пекарь. До рассвета оставался еще целый час.
Игнацио Фарино пил крепкий кофе с горячим молоком, макая в него краюху вчерашнего хлеба, пока сестра Тереза готовила на плите яйца.
– Да тут тайная вечеря, сестра, – пошутил Чиро.
– Не знал, что чувство юмора просыпается до зари. – Эдуардо вытащил табурет и сел. Чиро налил им по чашке кофе – сначала брату, потом себе.
– Спасибо, что встал пораньше и подоил корову, – сказала сестра Тереза.
– Я еду в Нью-Йорк и не знаю, когда снова увижу живую корову.
– Умение обходиться с коровами пригодится повсюду, – сказал Игнацио. – Я слышал, в Америке выпивают прорву молока.
– Игги, я собираюсь стать сапожником!
– Мне всегда хотелось пару черных кожаных ботинок с голубыми гетрами и перламутровыми пуговицами. Вот что тебе скажу – я попрошу жену взять карандаш и обвести мою ногу на оберточной бумаге. Пришлю отпечаток, и ты сошьешь мне ботинки. А ты, – Игнацио повернулся к Эдуардо, – ты будешь молиться за меня и устроишь мне пару индульгенций, если они мне понадобятся.
