6 сентября 1930 года
Дорогой доктор Ренфро,
Благодарю Вас за то, что согласились принять моего мужа, Чиро Ладзари. Он вряд ли сообщит Вам много информации, поэтому надеюсь, что мое письмо сможет ответить на Ваши вопросы. У нас маленький сын и обувная мастерская, иначе я бы тоже поехала к Вам, вместе с мужем. Он жалуется на боли в спине с тех пор, как мы поженились, то есть с 1918 года. За последний год эти боли усилились. Старые средства, такие как компресс с камфорой и ванны с эпсомской солью, больше не дают облегчения. Он обувщик, поэтому часто работает стоя по десять часов в день, и это тоже могло усугубить проблему. Мой муж хороший человек. Возможно, он не задаст Вам какие-то важные вопросы, не спросит обо всех деталях Ваших назначений. Поэтому, пожалуйста, если Вам не трудно, пошлите его домой вместе с подробным списком рекомендаций, и я могу Вас заверить, что они будут должным образом выполнены.
Искренне Ваша, миссис Ладзари.
Город Рочестер, штат Миннесота, был построен на берегу реки буйного и опасного нрава, францисканские монахини отыскали средства и основали здесь современную больницу. К тому дню, когда Чиро вошел в стерильно белый холл, больница Святой Марии превратилась в лучший медицинский центр на всем Среднем Западе. Величественный комплекс кирпичных зданий, постоянно расширявшийся за счет новых построек, включал современные лаборатории и кабинеты едва ли не лучших в стране врачей. Больница была похожа на настоящий улей.
Увидев монахинь в черно-белых одеяниях, так напоминавших сестер из Сан-Никола, Чиро успокоился. Он даже шутил с монахинями, пока те проводили анализы и прочие болезненные процедуры.
Чиро вручили медицинскую карту, и целый день он перемещался из одного кабинета в другой. Ему сделали рентген, для чего пришлось выпить какую-то краску. Его щупали, его кололи, клали на каталку, выкачивали кровь, просвечивали кости. В теле у него не осталось ни одного уголка, который доктора не осмотрели бы и не обсудили, – по крайней мере, так казалось Чиро.
В завершение его наконец проводили к доктору Ренфро. Когда в комнату вошел молодой человек лет тридцати, Чиро удивился. Он ожидал увидеть кого-то много старше, вроде доктора Грэма.
– Вы молоды, – сказал Чиро.
– Не для этой работы. Чувствуешь каждый год прожитой жизни.
– Почему доктор Грэм прислал меня сюда?
– Участок у вас на спине встревожил его. Вы сами никогда бы не увидели, но ниже лопаток текстура кожи отличается от остальных мест. Только доктор, который знает, что искать, может это определить.
– Что именно, дотторе?
Доктор разложил на столе результаты обследования, включил подсветку экрана и положил на него рентгеновский снимок. Чиро с удивлением разглядывал переплетение серых теней – свои внутренности, не имея ни малейшего представления, что здесь видит доктор.
– Это я? – спросил Чиро.
– Это ваш позвоночник.
На рентгеновском снимке череда позвонков напоминала нить черного жемчуга.
Доктор указал на затемненные области:
– Ваша проблема здесь. – Он обвел черноту на снимке ластиком карандаша. – Это темное пятно – опухоль. Она небольшая, но это рак.
Доктор Ренфро убрал снимок позвоночника и положил следующий. Легкие Чиро на нем были словно черные кожаные мехи, какими он раздувал огонь на монастырской кухне.
– Мистер Ладзари, во время войны вы подверглись действию иприта.
– Но у меня не было ожогов, как у других солдат! – У Чиро перехватило горло.
– Совершенно верно, но этот вид рака очень коварен. У горчичного газа, который вы вдохнули, очень длительный инкубационный период, обычно от десяти до двенадцати лет. Яд постепенно вызывает ожоги на клеточном уровне, меняющие саму природу клеток. Я могу показать вам…
– Нет-нет, спасибо, дотторе, я увидел достаточно.
– У нас есть несколько перспективных методов лечения, – с энтузиазмом начал молодой доктор.
– И сколько времени они мне подарят?
– Трудно сказать, – признался доктор Ренфро.
– Десять лет?
– Нет, нет, не десять.
– Значит, мне осталось очень мало.
– Я этого не сказал. Но прогноз неблагоприятный, мистер Ладзари. Думаю, вам стоит пройти курс лечения.
– Опираясь на все, что вы знаете, после того как сегодня изучили мое тело вдоль и поперек, у меня есть хотя бы несколько месяцев?
– Примерно год, – тихо ответил доктор.
Чиро встал, надел пальто, затем шляпу. Протянул руку доктору:
– Спасибо, дотторе.
– Я пошлю свой отчет доктору Грэму.
Чиро занял свое место в поезде, идущем на север, в Дулут. Глядя в окно, он наблюдал, как равнины Южной Миннесоты в сумерках становятся чернильно-синими. Почему-то – хоть сам Чиро считал это глупым, – если при свете дня он как-то справлялся с плохими новостями, то в надвигавшейся тьме мысли о печальной правде вызывали панику. Поезд шел слишком медленно. Чиро хотелось поскорее попасть домой, к упорядоченной, осмысленной жизни. Он не знал, как сообщить обо всем Энце, и совершенно не представлял, как сказать Антонио.
Будто объявился старый враг, сидевший в засаде. Чиро думал, что давно похоронил в памяти все следы Мировой войны и ужасы, которым был свидетелем. Он чувствовал, что доктор Ренфро мог часами говорить на свою коронную тему, но Чиро не интересовали бесчисленные вариации отравления горчичным газом. Как и на самой войне, единственное, что было важно, – это исход. Оказалось, что война не отпустила его, просто дала краткую передышку. Энца излечила его душу. Но не тело.
Поднявшись по ступеням своего дома, Чиро ослабил узел галстука и вдохнул аромат шалфея и сливочного масла. Из кухни падал свет, Энца что-то негромко напевала. Чиро прислонился к стене, не решаясь войти, зная, что вот-вот разрушит покой жены. Так он стоял несколько минут, не осмеливаясь зайти и посмотреть в глаза Энце и Антонио.
Энца, уловившая шум из передней, выглянула из кухни.
– Чиро!
Она вышла, вытирая руки кухонным полотенцем. В этот миг Энца была красивее, чем даже в день их свадьбы: новое платье, которое она недавно сшила сама, – темно-синее в белый горошек, простого фасона, с длинным рукавом и на застежке спереди, волосы подобраны кверху, открывая разрумянившиеся щеки.
– Что сказал доктор? – спросила она.
– У меня рак. Они говорят, что я заработал его на войне, надышавшись горчичным газом. – Сказав правду, Чиро словно лишился остатков сил. Он пошатнулся, ухватился за спинку стоявшего в прихожей стула.
Энца потрясенно молчала. Ужасные новости застали ее врасплох. Целый день она читала «Розарий» с чувством полной уверенности в поддержке – после утверждений доктора Грэма, что беспокоиться совершенно не о чем.
