Она с трудом отодвигает проржавевшие шпингалеты и настежь распахивает створки старой рамы в сухих чешуйках голубой краски. В дом врывается сырой воздух, а следом чей-то далёкий крик. Она выбирается через окно и бежит туда, где шум ветра сливается с зовом о помощи, где в просветах между скал пенистыми гребнями вздымается выплеснутое из берегов озеро. Не река и не море – точно знает, что озеро. Волны с рёвом обрушиваются на прибрежные валуны и застывшую на них мальчишескую фигурку. Сердце её беспомощно замирает – узнаёт сына.
«Помоги же ему! Господи!» – заклинает она и бросается вперёд, но невидимая стена, упругая, как крепкий порыв ветра, отбрасывает её. Камни скрываются под водой, и в тот же миг рядом с ними оказывается лодка. Лизу охватывает сумасшедшая радость – Пашка в безопасности! Она спотыкается о корягу и падает, а поднявшись с колен, вновь застывает – ураганным порывом лодку с сыном относит к середине озера. Она бежит вперёд, но не может приблизиться к нему – это бег на месте. Она кричит изо всех сил, но из груди вырывается лишь беззвучный стон. Лодка стремительно удаляется от берега. Опускается туман, густой и липкий, как сахарная вата. Перед ней уже не озеро, а каменистые горы в молочной мгле. Она карабкается по обледеневшим склонам, обдирая в кровь колени и локти, потому как нет ничего важнее в жизни, чем добраться до вершины, где стоит сын. Она почти достигает цели, всего лишь несколько метров разделяют их…
«О Боже! Это вовсе не Пашка, а незнакомый седой старик!»
Пустота квартиры становится невыносимой. Необходимо что-то делать. Она вспоминает: надо позвонить Мише, но продолжает сидеть. Леденящая пустота внутри – где-то глубоко в эпигастрии – мешает подняться.
Миша Богуславский вошёл в её жизнь давно и надёжно. Так уж получалось, что в самых трудных ситуациях он всегда оказывался рядом по первому её зову.
К стенду со списками зачисленных в институт вчерашних абитуриентов невозможно было пробиться. Лиза с подружкой подпрыгивали, стоя на периферии студенческой толпы и безуспешно пытались разглядеть через головы толпящихся ребят свои фамилии.
– Девушки, если вы скажете, как вас зовут, то я смогу помочь вам, – высокий и оттого казавшийся ещё более худым черноглазый парень с тёмной шапкой каракулевых волос улыбался Лизе.
– Ильина и Завьялова.
Он пробился в центр толпы, пользуясь преимуществом роста, просмотрел списки счастливчиков.
– Есть! Обе! – прокричал, пробираясь назад. – А кто из вас Ильина?
– Это я. Лиза, – она засмеялась и, пребывая на вершине абитуриентского счастья, чмокнула его в щёку.
– Миша Богуславский. Поздравляю. Будем учиться в параллельных группах.
Он умудрялся всегда быть рядом: на лекциях, в студенческой столовой, в читальном зале, в автобусах, в кино и в стройотряде. За два года их отношения дальше поцелуев на лестничной площадке и на скамейках в Лагерном саду не продвинулись. Миша очаровал маму галантными комплиментами и цветами, без которых никогда не появлялся в их доме. Научной работой оба занялись ещё в институте. Если Лизу интересовала прикладная медицина, то его всё время тянуло куда-то в дебри неизвестного, к тайнам на стыке наук. После интернатуры он год проработал на «скорой», опубликовал несколько статей, потом его пригласили на должность старшего научного сотрудника в Новосибирский экспериментальный институт медико-биологических проблем. Спустя два года он возглавил лабораторию. Лиза тогда училась в ординатуре, поэтому Миша уехал один, а она поступила в аспирантуру, защитила кандидатскую, взялась за докторскую.
Страх, прячущийся маленьким зверьком в глубинах мозга, разрастается – превращается в нечто бесформенное и чудовищное, пока ещё без имени, но грозит полным параличом воли. Собрав её остатки, Лиза медленно поднимается и идёт к телефону, набирает Мишин номер. Не в силах облечь в слова то, что случилось, роняет в трубку:
– Приезжай срочно. Ты мне нужен.
Глава четвёртая
Миша
НОВОСИБИРСК. МАРТ 1993 ГОДА
Голый землекоп Яша косится укоризненным взглядом, перебирая костлявыми пальцами, отползает в угол, плюхнувшись на бледно-розовый, весь в венозных прожилках живот. Свинячьим пятаком тычется в стенку, мстительно куснув её, обиженно затихает.
– Не ты один жертвуешь красотой и молодостью, – бормочет Миша, устанавливая стеклянную клетку в центре трёхметрового алюминиевого цилиндра.
Четырёхлетний Яша, уроженец Кении, достался им два года назад в качестве презента от местного зоопарка. Заморскому зверьку, лишённому волос по необъяснимой прихоти Создателя, не грозят ни атеросклероз, ни онкологические заболевания, ни долгое старческое одряхление. По меркам обычных крыс, Яша – долгожитель, а по землекопским – всего лишь тинейджер. Обижается он не зря – третий месяц подряд его каждую ночь отправляют в зеркальную машину. Официального разрешения на проведение экспериментов с голым землекопом Миша не получал. И никогда не получит, а после того, как они с ребятами представили начальству протоколы своих исследований, все опыты с «Зеркалами» приостановлены до особого распоряжения директора. Собственно говоря, их лаборатория проблемами геронтологии прежде не занималась. Эксперимент с крысами – побочный результат опытов по сверхчувственному восприятию. Последние три года в институте изучали эффекты от экранирования пространства при помощи вогнутых зеркал – трёхметровых алюминиевых листов, закрученных спиралью, отполированных до зеркального блеска. По гипотезе Косарева, время – не абстрактная величина, а некая характеристика искажённого пространства, дающая дополнительный источник энергии. Вогнутые зеркала должны уплотнять энергетические потоки времени, концентрируя его в пределах своей сферы. Пребывание внутри «Зеркал» инструкция ограничивала – сорок минут, не больше. Миша догадывался, что ребята нарушали рекомендации, особенно Женя и Сергей, но смолчал – сам этим грешил. Минуты там пролетают мгновенно, и теряется ощущение времени, а после сеанса наваливается чудовищная усталость. И сонливость. Через два месяца экспериментов Сергей мрачно сообщил о посещающих его суицидальных мыслях. А белую крысу в «Зеркала» первой принесла Женя.
– Мне кажется, я начала стареть. Хочу на ней проверить, – пояснила она.
– Думаешь, накопление энтропии? – улыбнулся Миша, любуясь нежным лицом.
Иногда он думает, что Женька с её изящной и лёгкой, как у подростка, фигуркой, неизменно хорошим настроением, но всегда грустными глазами при другом раскладе жизни, наверное, интересовала бы его намного больше.
– Почему и нет? Если «Зеркала» уплотняют время, значит, и уровень энтропии непрерывно возрастает. Всё зависит от экспозиции. И перестань наконец так меня разглядывать, – рассердилась она.
На следующий день Миша предложил ребятам провести опыт с новорождёнными крысятами – для чистоты эксперимента. Половину помёта они поместили в зеркальный алюминиевый стакан, другую оставили в виварии. Через полгода у первых обнаружились все признаки преждевременного старения – от повышенной концентрации продуктов окисления гуанина до поведенческих реакций, а ещё через месяц крысы из этой когорты начали дохнуть, в то время как их однопомётные братья и сёстры из вивария беззаботно шныряли по клетке и плодили себе подобных.
