– А ты разве не собираешься внутрь? На улице просто ужас какой-то…
Джейк сделал шаг вперед и, когда я подошла к двери, неуклюже обнял меня.
– Ой! – Я подняла руки вверх, чтобы ненароком его не замочить.
– Донна рассказала нам, что ты сделала. Я просто… Это самое… Хотел сказать спасибо, – отпустив меня, пробормотал Джейк.
Его взгляд был напряженным, под глазами залегли тени, и я поняла, что последние сутки ему тоже дались нелегко. Ведь Джейк недавно потерял мать, а теперь еще любимый дядя…
– Он крепкий орешек, – сказала я.
– Настоящий тефлоновый человек, черт возьми! – ухмыльнулся Джейк, и мы, как истинные британцы, не привыкшие демонстрировать свои чувства, смущенно рассмеялись.
На собрании Джейк, неожиданно многословно, рассказал о своей девушке, решительно неспособной понять его, Джейка, тонкой душевной организации.
– Она не понимает, почему утром мне иногда просто хочется лежать в кровати, накрывшись с головой одеялом. Или почему я начинаю паниковать, когда что-то случается с теми, кого я люблю. Поскольку лично с ней никогда не происходило ничего плохого. Вообще никогда. Даже ее ручной кролик до сих пор жив, а ему ни много ни мало девять лет.
– Мне кажется, людям надоедает смотреть на чужое горе, – заметила Наташа. – Словно на скорбь тебе отпущено определенное количество времени, ну, может, полгода, а потом твое уныние всех уже начинает слегка раздражать. Они считают, что долго горевать – значит потакать своим слабостям.
– В самую точку! – По залу собраний пробежал одобрительный шепот.
– Иногда мне кажется, что было бы куда проще продолжать носить траур, – сказала Дафна. – Тогда все знали бы, что вы до сих пор скорбите.
– Это было бы вроде знака «Осторожно!», – подала голос Линн. – А через год можно было бы сменить черный цвет на какой-нибудь другой. Например, на темно-лиловый.
– И закончить жизнерадостным желтеньким. Если снова будете счастливы, – ухмыльнулась Наташа.
– Ой нет! Желтый мне категорически не идет, – сдержанно улыбнулась Дафна. – Что ж, придется до скончания века оставаться несчастной.
Я сидела в сыром церковном зале для собраний и слушала разговоры членов нашей группы, делавших неуверенные шаги на пути преодоления крошечных эмоциональных препятствий. Фред вступил в лигу боулинга и теперь с удовольствием пользовался возможностью общаться по вторникам с другими людьми, причем не только для того, чтобы поговорить о покойной жене. Сунил разрешил матери познакомить его с дальней родственницей, живущей в пригороде Лондона.
– Конечно, знакомиться путем сватовства – это как покупать кота в мешке, но, если честно, я перепробовал кучу других способов, и все безуспешно. Но я уговариваю себя, что она моя мать и вряд ли станет подсовывать мне кого ни попадя.
– По-моему, отличная идея, – заметила Дафна. – Моя мама оценила Алана гораздо раньше меня. И оказалась совершенно права.
Теперь я смотрела на своих товарищей по несчастью словно со стороны. Смеялась их шуткам, сопереживала историям о непрошеных слезах или трагических заблуждениях. И вот, сидя на неудобном пластиковом стуле и попивая плохой растворимый кофе, я вдруг поняла, что нахожусь теперь по другую сторону баррикад. На другом берегу. И больше не участвую в их общей борьбе. Не то чтобы я перестала оплакивать Уилла, или любить его, или скучать по нему. Нет, просто я перестала жить прошлым и начала жить настоящим. И вот теперь, оказавшись среди людей, которых знала и которым доверяла, я вдруг с облегчением поняла: мне здесь больше нечего делать, ведь мое место рядом с мужчиной на больничной койке. Он наверняка уже нетерпеливо поглядывает на часы и гадает, куда это я запропастилась.
– Луиза, а ты, случайно, не хочешь с нами поделиться? – вопросительно поднял брови Марк.
– У меня все хорошо, – покачала я головой.
Марк улыбнулся, должно быть что-то поняв для себя по моему тону:
– Ну что ж, отличная новость.
– Да. И вообще, думаю, мне больше не стоит сюда приходить. Я… в порядке.
– Я сразу заметила, что ты какая-то не такая, – подозрительно посмотрела на меня Наташа.
– Это все регулярная половая жизнь, – заявил Фред. – Не сомневаюсь, я гораздо быстрее справился бы с потерей Джули, если бы мог вдоволь потрахаться.
Наташа с Уильямом как-то странно переглянулись.
– Но в дальнейшем я собираюсь продолжить занятия, если вы, конечно, не возражаете, – обратилась я к Марку и, повернувшись к остальным, добавила: – Вы все… словом, вы все для меня стали друзьями. И пусть групповая психотерапия мне, возможно, уже без надобности, но я хочу в этом точно удостовериться. Да и вообще, приятно будет лишний раз повидаться.
Джейк едва заметно ухмыльнулся.
– Почему бы нам на радостях не сплясать? – предложила Наташа.
– Ты можешь посещать занятия сколько захочешь, – сказал Марк. – Мы здесь затем и собрались.
Мои друзья. Очень разношерстная компания. Но в жизни именно так и бывает.
Паста в виде ушек, слегка недоваренная, кедровые орешки, помидоры со своего огорода, оливки, тунец и пармезан. Я собралась приготовить салат с пастой по рецепту, продиктованному по телефону Лили, которую, в свою очередь, проинструктировала бабушка.
– Самая подходящая еда для больного, – услышала я голос Камиллы. – Хорошо переваривается, если ему приходится в основном лежать.
– На твоем месте я бы купила ему что-нибудь навынос. Бедняга и так настрадался, – пробормотала Лили и, хихикнув, добавила: – Хотя, по-моему, в лежачем положении он тебе нравится даже больше.
И вот я шла по больничному коридору с пластиковым контейнером с домашней едой в руках. Ужин я приготовила накануне вечером и теперь с гордостью несла контейнер перед собой, словно орден почета, в тайной надежде, что меня остановят и спросят, что там у меня такое. Да, мой парень восстанавливается после операции. И я каждый день приношу ему еду. Разные вкусняшки, которые могут ему понравиться. Вы не поверите, но помидоры я вырастила сама.
Раны Сэма начали потихоньку заживать, внутренние повреждения зарубцовываться. Сэм теперь постоянно порывался встать, ворчал по поводу необходимости лежать в кровати и беспокоился о своих животных, несмотря на то что мы с Донной и Джейком четко распределили между собой обязанности по уходу за его живностью.
От двух до трех недель, считали специалисты. Если он будет выполнять все предписания. С учетом характера его ранений ему еще крупно повезло. Я не раз и не два становилась свидетельницей того, как все эти медицинские светила невнятно бормотали: «На сантиметр ближе и…» Но я старалась не слушать и напевала про себя «ля-ля-ля, ля-ля-ля».
Я вошла в коридор перед его палатой, обработала руки антибактериальной пеной и бедром открыла дверь.
