Из оружия. Трактор сменил непривычный для него «М53» на «М84» – югославский ПКМ, отличающийся тем, что у него приклад без окна для руки, сплошной. Студент заменил снайперскую «Заставу-76» под непривычный для него патрон маузер на снайперскую модель 91 с ручным затвором, тяжелым стволом, глушителем и прицелом Kahles – винтовка использовала знакомый для Студента патрон 7,62*54R, югославский снайперский патрон, выпускаемый заводом «Први Партизан». Еще владелец стрельбища принес несколько местных одноразовых РПГ, именуемых тут «Золя», и я выпросил крупнокалиберную снайперскую винтовку.
Крупнокалиберная снайперская винтовка – на мой взгляд, крайне недооцененное оружие, в то же время при городских боях желательно его иметь как минимум в каждом взводе, а то и отделении. К этому приходят, когда начинается война. В Сирии крупнокалиберная снайперская винтовка едва ли не символ этой войны, они есть там любые: и самодельные, и заводские, и дорогие, как «Барретт», и дешевые, как наша ОСВ-96 и китайские 99. Боевики изготавливают самодельные крупнокалиберные снайперские винтовки из запасных пулеметных и пушечных стволов, калибр их доходит до двадцати трех миллиметров. Воюющий в Сирии и Ираке Иран имеет на вооружении и в производстве семь только известных типов снайперских винтовок калибра от 12,7 и до 23 миллиметров. На Украине обе стороны активно используют такие винтовки: Украина закупила «Барретты», ДНР и ЛНР использует расконсервированные старые ПТР 14,5 и надутые «северным ветром» новейшие АВСК. Крупнокалиберная снайперская винтовка позволяет подбить автомашину или БТР противника с дистанции намного больше, чем прямой выстрел РПГ, пробить стену или бетонный блок или мешки с песком и убить скрывающегося за ним стрелка, вести контрснайперскую борьбу и просто отстрел живой силы противника на больших дистанциях. От гранатомета она отличается тем, что большинство задач, которые у нас решаются выстрелом РПГ, можно решить одним-двумя выстрелами крупнокалиберной винтовки, при этом один человек может нести два-три выстрела к РПГ или тридцать-пятьдесят патронов к снайперской винтовке. На магазинной полуавтоматической винтовке в случае промаха выстрел можно тут же повторить, а с гранатометом это намного сложнее. Короче говоря, я предполагал, что мы можем встретиться с самыми разными целями, с пулеметными гнездами, бронетранспортерами и даже с танками, попросил винтовку и получил ее. Правда, не сербскую «Черную стрелу», как рассчитывал, а венгерский «Гепард М6». Но это даже лучше: «Гепард М6» одна из немногих винтовок такого калибра в мире, которая позволяет стрелять стоя с руки. На Ближнем Востоке она рекламируется как оружие усиления конвоя…
Вернулся Пламен, понаблюдал, как мы стреляем. Потом отозвал меня в сторону.
– Насчет вертолета я договорился, – сказал он, – будет армейский. Если и не сможет забрать, думаю, ничего страшного, граница-то рядом.
Ага. Это для тебя ничего страшного – не тебе идти.
– Беспилотник?
– Тоже договорился.
– Когда едем?
– Сейчас.
Я показал жестом: общий сбор…
Беспилотник был израильский, марки «Гермес». Для тех, кто покупает за свои деньги, а не получает в рамках политических договоренностей или по линии НАТО, самый очевидный выбор. Израильский беспилотник управлялся из КУНГа, стоящего прямо в аэропорту Скопье. У государства Македония был только один такой беспилотник…
Перед КУНГом стоял солдат, но нас он пропустил, даже не спрашивая документов. Внутри, в кондиционированном пространстве, матово светились экраны, операторы переговаривались на знакомом мне английском языке. Сначала мне это показалось обычным, но потом я подумал – в государстве Македония есть свой язык. Так почему же военные не могут говорить на своем языке?
Что же представляет собой Европа, куда все так рвутся? А?
– Почему они говорят на английском? – вполголоса спросил я Пламена.
– Оперативный стандарт. Они выполняют международные миссии, стандартный язык английский…
…
– Есть сигнал. Сигнал устойчивый.
– Подтверждаю.
– Есть. Гонец над заданной точкой.
– Координаты подтверждаю…
Я подошел ближе, стал за операторами. Конечно, только очень добрый человек назовет все это «четким изображением», но видно было достаточно. Само поселение, конфигурация его улиц, подходы к нему…
– Можете отснять это? На карту?
– Да, сэр. Мы можем даже сделать карту в натовском стандарте с координатной сеткой на ней.
– Отлично. Это точно указанное село?
– Вот стоят машины, сэр. В горных селах на таких не ездят.
– Понял.
– Аппарат идет на точку два.
– Точка два, Паскаль…
Что такое Паскаль, я так и не понял, вопросов не задавал.
– Аппарат стабилен.
Точкой два обозначалась точка нашей высадки. От кишлака ее отделяло что-то около трех километров, но в горах три километра можно идти неделю.
– Внимание, активность…
Это была дорога. И что-то рядом с ней.
– До точки десять минут.
– Подожди…
Аппарат видел какое-то пространство и на нем грузовики и легковые машины. И рядом люди.
– А это что такое?
– Оружие. Я вижу оружие.
Я тоже видел оружие. И людей с оружием был не один, не два.
– Увеличь.
Камера начала наезжать.
– Оружие, подтверждаю…
Ну… вот, похоже, и встретились. Пусть и виртуально. Что-то мне подсказывает, что это те самые, которых я видел тогда ночью. На тропе.
Поскольку беспилотный аппарат македонской армии неожиданно засек подозрительную активность в районе границы, я принял решение выдвигаться как можно быстрее. Вертолет есть. Оружие есть. Карты есть. Поддержка есть, какая-никакая. Зачем тянуть? Решим проблему здесь и сейчас.
И потому я позвонил на стрельбище и приказал всем подтягиваться в аэропорт.
Всю мою группу привезли люди Пламена вместе со всем необходимым. В отдельной машине приехала Абаль – она должна была для отвода глаз купить билет, но вместо этого обмануть Пламена и его людей и ждать нас в пограничной зоне.
Я показал Абаль карты и снимки, она машинально кивнула. Было видно, что сейчас ее мысли очень далеко отсюда. Ее не отвлекали ни пассажиры, ни гул самолетных турбин…
– О чем думаешь?
– О чашке кофе…
– Я серьезно.
– Я тоже… – вздохнула Абаль.
– Абаль, мне приходилось терять близких людей. Их уже не вернешь. Можно только отомстить.
– Отомстить… – эхом произнесла она.
– Или простить. Это по-христиански.
– Вообще-то… – она прибрала волосы с лица и посмотрела на меня, – я пришла в СЕПО, потому что там работал мой дядя.
