Она налила себе еще чашечку кофе.
— Чудесный кофе. Никогда не думала, что мне доведется попробовать настоящий кофе, выросший на Земле. Делла, я рада, что мы выбрались из Эльдорадо. И рада, что мы с тобой встретились. У меня на душе стало легче от того, что мы поговорили начистоту. А уж как рад Энрике! Я-то его насквозь вижу. Даже не знал, что и сказать. — Она хихикнула, но тут же снова обрела напускную серьезность. — Да-а… Мы на Земле. А здесь бывают какие-нибудь большие праздники? Не те, какие принято справлять в кругу семьи? Что-нибудь вроде карнавала?
— Через две недели будет День независимости Шотландии. Это общенациональный праздник, обычно его отмечают шумно и чрезвычайно весело. Но самое приятное начнется в августе. Это самый теплый и самый сухой месяц в году, и со второй по четвертую неделю в Эдинбурге проходит Международный фестиваль искусств. Целых три недели. В эти недели Эдинбург становится центром культурного мира. Ручаюсь, у вас не хватит времени, чтобы успеть всюду. Кроме того, два раза в год проводятся виски-фестивали. Отмечаются христианские и старые языческие праздники. Шотландцы — дети своей суровой природы, и поверьте, поэтому-то они умеют веселиться как никто другой.
Сеньора покивала. Обвела хозяйским взором кабинет.
— Делла, мне понадобится твой совет. Я вижу, мы выглядим неуместно. Завтра я хочу проехать по бутикам. Надеюсь, если здесь поблизости живет аристократия, то бутики должны быть соответствующие. Я хочу выглядеть как землянка. Еще нам потребуется учитель языка. Не только к детям, но и к нам. Энрике превосходно говорит, я, чего греха таить, могу кое-как объясниться, да и понимаю почти все. Но мне необходима практика. А самое главное — я хочу подыскать дом. Свой дом. У нас есть деньги, Энрике сумел вывести их из страны через Куашнару, так что мы не какие-то там нищие. Вчера мне сказали, что для покупки дома не обязательно иметь земное гражданство. Это так?
— Да, так.
— Превосходно. Тогда я хочу заняться этим как можно быстрее. Сразу после обеда.
Я поняла, что мне предстоит едва ли не самая сложная миссия за всю карьеру.
* * *
Я меньше всего готовилась к тому, что сеньора Вальдес такая деятельная и неугомонная. Похоже, в Мехико ее активность сдерживалась приличиями, а на Земле почтенная дама ощутила себя свободной.
За два дня она определилась с домом, выбрав большой особняк на северном берегу залива, в Сент-Монансе. Я честно старалась отговорить ее, предлагая присмотреться к Испании или к Мексике. Там климат ближе к привычному в Эльдорадо. Сеньора заявила, что всегда ненавидела жару, и вообще, ей хочется, чтобы в соседях было больше светловолосых людей. А пока бригада дизайнеров обставляла дом, сеньора как подорванная носилась по магазинам. Она полностью изменила свой имидж, и в новом облике живо напомнила мне леди Дженнифер, прабабушку Августа.
Она заново одела сына и внуков. Мария начала отнекиваться — а сеньора Вальдес не стала уговаривать. «Да, она у нас такая, майор Берг, — сказала мне сеньора Вальдес. — Скромная. Она выше этих суетных соблазнов. Что ей красивые наряды, что украшения? Это все тлен и прах. Редко сегодня встретишь такую набожность, не правда ли?» Мне со стороны было заметно, как в черных глазах Марии мелькнуло недовольство. Кажется, она вовсе не возражала против суетных соблазнов, но в присутствии свекрови не смела и заикнуться об этом.
Я совершенно очевидно раздражала ее. Она даже распространяла эту антипатию на окружающий мир. Ей не нравилась природа, ей было зябко в трудном климате Эдинбурга, она чувствовала себя чужой и ненужной. Зря все-таки сеньора Вальдес решила поселиться в Шотландии.
Но свое недовольство Мария выдавала, лишь когда речь заходила о религии. Однажды она спросила меня: «Майор Берг, мне известно, что Шотландия погрязла в кальвинистской ереси. Но неужели же здесь совсем нет католических церквей? Хотя бы для гостей города?» Господи, откуда ты такая взялась, только и подумала я. Кальвинизм был ересью без малого полторы тысячи лет назад. Да, конечно, несколько поколений предков Марии рождались и умирали в Эльдорадо. Но до того, как они ушли с Земли, все христианские конфессии примирились и заключили дружественный союз. А еще по тону Марии ясно слышалось: она надеется, что поблизости не найдется католической общины. Тогда она будет в двойном прибытке: и в церковь ходить не придется, и Шотландию можно похулить невозбранно. Но мне пришлось разочаровать ее. Со слегка недоуменной улыбкой я рассказала, что в Эдинбурге два храма — в том числе и кафедральный собор, расположенный в очень древнем здании. В незапамятные времена оно было аббатством, потом перешло к англиканской церкви, затем к пресвитерианам. Впоследствии пресвитериане от него отказались, передав в пользование городу. А после Катастрофы оно вернулось к католикам. Вторая церковь совсем новая и поменьше, зато всего в полукилометре от их дома. К ней ведет живописная пешеходная дорога, удобная настолько, что по ней можно идти в дождь даже в бальных туфельках. Кроме того, есть замечательный доминиканский монастырь в Линлитгоу, куда со всего мира приезжают паломники. Мария отвела взгляд, очевидно, возненавидев меня еще больше, и пробормотала, мол, лучше ей сходить в храм, чем бегать по бутикам в погоне за модой.
Разумеется, в церковь Мария сходила. Мне ее упрямство понравилось. Вернулась, заявила, что это невыносимо, в этой Шотландии даже католичество превратили в балаган, и молиться она станет дома, а для исповеди и причастия станет летать в Мадрид. Я молча удивилась: почему в Мадрид, если она мнит себя такой крутой католичкой? Отчего не сразу в Рим? Не говоря уж о том, что можно сходить в кафедральный собор, если уж ей не понравилась ближняя церковь, или в доминиканский монастырь. Но семейство Вальдес, похоже, давно привыкло к причудам Марии, поскольку ее слова пропустили мимо ушей.
Минуло десять дней, в течение которых я уходила из дома ранним утром и возвращалась поздно ночью. Я совершенно подружилась с сеньорой Вальдес, довольно быстро поняла, как подобрать ключи к Марии. Наверное, мне даже нравилась бы эта миссия, если бы я не видела, как с каждым часом все сильнее меняется Энрике. Наше общение с ним ограничивалось рамками вежливости. Мы не бывали наедине. Иногда за ним присылали машину с другим переводчиком, и он уезжал — беседовать с нашей разведкой, полагаю. Уезжал один, никогда ни о чем дома не рассказывал. За обедом рядом с ним немым укором присутствовала Мария — причесанная так, что ей позавидовала бы любая моралистка в девятнадцатом веке, всегда в черном, застегнутая до подбородка, никогда не улыбавшаяся, ничего не одобрявшая… Видала я святош, в том числе и в Эльдорадо, но Мария на голову превосходила всех. Разумеется, в ее присутствии Энрике лишнего слова мне не говорил. Обращался всегда строго и сдержанно-отстраненно — «майор Берг». Но его глаза говорили мне даже слишком много. В первые дни его взгляд был восхищенно-неверящим, но постепенно мальчишеский восторг исчез, сменившись тяжелой решимостью. И меня это пугало.
Никаких подвижек по работе не происходило. Несколько раз мне звонил Ашен, справлялся, как дела. Порадовать его мне было нечем. Сеньора охотно болтала со мной, но не доверяла. Веста жаловалась, что Мария явно считала все невербальные знаки, правильно их истолковала, но на контакт не идет. Однажды позвонила Фатима, озабоченно сказала, что в городе появились известные ей новые евиты, поэтому она передвинет своих адамитов поближе к нашему коттеджу. Словом, чтоб я не пугалась, увидав поутру в качестве уличных уборщиков крепких немолодых мужчин с военной выправкой.
