Днем мираж выглядел не слишком эффектно, но с наступлением сумерек обретал глубину и объем. Ночью его сияние можно было увидеть даже из самых отдаленных районов. Смотрелось это зрелище слегка аляповато на фоне заснеженных улиц и серых домов, но «нужна же людям хоть какая-то отдушина»! — так, наверное, подумали в городском совете.
Мне елка не нравилась. И голову при одном только взгляде на нее ломить начинало, и как в анекдоте о фальшивых елочных игрушках — ну вот нет радости, и все тут. Совсем нет. Даже не помню, когда последний раз новогоднее настроение накатывало.
Долго задерживаться на площади не пришлось. Кутавшийся в легкое пальто бармен «Западного полюса» уже дожидался нас у будки охраны с эмблемой в виде увитой колючей проволокой шестерни. Озябший парень подбежал к машине едва ли не вприпрыжку, я выбрался из кабины, отпер заднюю дверцу и указал ему на картонный ящик с двумя десятками пол-литровых бутылок.
— Забирай!
Бармен передал мне оговоренные четыре червонца и подхватил коробку.
— Постой! — встрепенулся я. — Тару когда вернете?
— С кегами привезут, — пообещал парень и потащил пиво к спуску в Кишку.
Я вернулся за руль, взглянул на часы и понял, что завезти Ирину в бар уже не успеваю.
— Слушай, давай еще в «Ширли-Муры» заедем? Тут по дороге.
— Да заезжай куда надо! — ответила девушка, не скрывая недовольства.
Впрочем, если бы мы поехали прямиком в бар, от этого ничего ровным счетом не изменилось бы. Просто настроение такое демонстративно поганое.
К «Ширли-Муры» я подъехал с черного хода. Развернулся, сдал задом к дебаркадеру и заглушил двигатель.
— Пойдешь со мной? — спросил Ирину.
— Нет, — отказалась та, но уже не из вредности; этот клуб она и в самом деле не жаловала.
Я вновь завел двигатель, оставил работать его на холостом ходу и приоткрыл дверцу. Аккуратно, дабы не зацепить боковое зеркало красного «ки-блэйзера», выбрался наружу и поднялся по очищенному от снега бетонному пандусу на дебаркадер.
Звонить не пришлось — знакомый охранник распахнул дверь и спросил:
— Заказ забирать?
— Ага, — кивнул я и достал список. — Начальство можно не звать.
— Одну минуту, — попросил крепыш и скрылся в коридоре. Его напарник с обрезом двустволки на коленях остался сидеть в своем закутке.
Владельцы заведения изо всех сил старались выглядеть респектабельными предпринимателями, но время от времени, как вот с этим ружьем, сбивались на бандитский шик. Это в среде латиноамериканских гангстеров в моде золоченые пистолеты и «калашниковы» с инкрустацией, у нас все куда брутальней. Обрез курковой двустволки — вот наш выбор. Но вооружать им охранника — все же явный перебор.
Вскоре крепыш вернулся, вслед за ним появилась пара подсобных рабочих. Я открыл входную дверь и отступил в сторону, позволяя им вынести на улицу ящики, обтянутые вакуумной пленкой. Немудреные заклинания сохраняли заказанные мной блюда свежими, при подаче на стол их даже не требовалось дополнительно подогревать. Срок действия нанесенных на полиэтиленовую пленку алхимическим маркером рун был недолог, но до полуночи они протянут, а больше и не надо.
Грузчики начали спускаться по пандусу, я прямо с дебаркадера спрыгнул в снег, подбежал к машине и распахнул заднюю дверцу. Убрал к стенке валявшуюся там штыковую армейскую лопатку и стал принимать ящики и составлять их в кузов. Когда грузчики отправились за следующей партией, я развернул список, отметил уже принесенные позиции и захлопнул дверцу, не желая выстужать машину больше необходимого.
Вновь распахнулась дверь черного хода, но вместо рабочих на улицу вышел управляющий заведением — Денис Селин собственной персоной.
— Привет, Слава! — поздоровался он, зябко поежился и застегнул распахнутый до того пиджак.
— Привет, Денис! — отозвался я и протянул руку снизу вверх, не став подниматься на дебаркадер.
Селин нагнулся ответить на рукопожатие и спросил:
— Дал Арабову пива?
— Ты ж не против был?
— Да я и сейчас не против, — рассмеялся Денис. — У себя отмечаешь?
— Ага, — кивнул я. — Совмещу приятное с полезным.
— Мы тоже совместим, — сообщил Селин и посторонился, пропуская грузчиков. — Нормально все?
— Нормально, — ответил я и вернулся к машине.
Селин махнул на прощание рукой и ушел в клуб. Я загрузил в УАЗ ящики, вновь сверился со списком и забрался за руль.
Ирина при моем возвращении не произнесла ни слова. Честно говоря, гробовое молчание человека рядом всегда немного напрягает, но я стоически держался, не желая просить прощения и начинать каяться в грехах, реальных и мнимых. Рассосется само собой как-нибудь.
На выезде со двора пришлось пропустить растянувшуюся колонну грузовиков, потеряли пять минут. В итоге я не стал выгружать коробки с провизией, а лишь высадил Ирину и сразу развернул «буханку» на расчищенном от снега пятачке. Вернулся на Красный проспект, повернул направо и погнал УАЗ к Южному бульвару, а точнее — к поселку Луково, что раскинулся за ним россыпью одно-и двухэтажных частных домов.
Над крышами заколыхалось мутное облако дыма печных труб, тянувшаяся меж высоких заборов дорога превратилась в две укатанные колеи. На перекрестке я сбросил скорость до минимума, но и так при повороте «буханку» заметно повело в сторону.
Минут через пять я остановил УАЗ перед воротами, за которыми прятался добротный особняк с обширными надворными постройками. Выскочив из машины, несколько раз стукнул железным кольцом калитки, потом развернулся и взглянул на развалюху напротив. Скособоченный домишко казался нежилым, но мне было доподлинно известно, что в нем постоянно несет дежурство пара гимназистов. Вневедомственная охрана, так сказать.
Виктор Бородулин заведовал на промзоне алхимической лабораторией, был причастен к разработке разных хитрых препаратов, и потому колдуны присматривали за ним круглые сутки напролет. Вероятно, для столь назойливой опеки имелись веские основания, но лично мне при мысли о жизни под колпаком всякий раз становилось не по себе.
Я взглянул на часы, раздраженно обернулся и с силой саданул железным кольцом по доскам. Калитка немедленно распахнулась, и на улицу вышел крепкого сложения мужичок в меховой шапке, тулупе, теплых штанах и собачьих унтах. С плеча свешивался гладкоствольный карабин двенадцатого калибра «Сайга».
— Че долбишься? — пробурчал Семен Лымарь, бывший при хозяине дома чем-то средним между охранником и младшим партнером. На его скуле змеилась паутина старых шрамов, серых и плохо заживших.
— Уснули, что ли? — не менее раздраженно ответил я и постучал двумя пальцами по левому запястью. — Цигель-цигель, ай-лю-лю! У меня времени в обрез!
Лымарь внимательно оглядел пустую улицу и вернулся во двор.
