Я открыла ридикюль и тихо сказала Роджеру:
– Дорогой!
Поросенок зашевелился.
– Таможня. Полиция. Умри, – скороговоркой прошептала я, следя за Федором, который влез в салон. – Роджи, не знаю, можно ли держать в санатории животное, в таких местах обычно не рады четвероногим клиентам. Лежи тихо, я тайком пронесу тебя в номер, а там что-нибудь придумаем. О! Одна прекрасная мысль уже пришла мне в голову.
– Вот, пожалуйста, – сказал Федя, подавая мне пластиковую емкость, – это из местного источника, он целебный.
Я напилась воды, устроилась на заднем сиденье и весело прочирикала:
– Все-таки притормозите у офиса мобильного оператора. Я сообразила, что могу позвонить другой приятельнице, чей номер помню наизусть.
– Нет проблем, – кивнул шофер, – возьмите одеяло, оно рядом на сиденье лежит, не люблю кондиционер, лучше окошко приоткрою, боюсь, вас продует.
Я закуталась в плед и зевнула, неожиданно меня потянуло в сон. В поезде была удобная полка, но в купе что-то скрипело, сквозь занавеску пробивался свет фонарей, ночью я постоянно просыпалась, вот и не отдохнула как следует.
– Дарья, – раздался над самым ухом грубый голос.
Я подпрыгнула и открыла глаза. Автомобиль стоял, дверь была открыта, Федор уже достал из багажника мой чемодан и громко сказал:
– Прибыли. Вылезайте.
Я начала выкарабкиваться из рыдвана, держа в руке сумку с поросенком.
– Извините, заснула. Который час?
– Одиннадцать, – ответил шофер и уточнил, – вечера.
Я чуть не уронила ридикюль.
– Вы не ошиблись? Мы ехали три часа?!
Федор показал рукой на темневший вдали дом.
– Вам туда.
Потом он сел за руль и быстро укатил. Я осталась одна, открыла ридикюль, поставила его на землю и сказала:
– Роджи, таможня ушла, полиции нет.
Мини-пиг выбрался наружу.
– Давай, дорогой, пис-пис, – попросила я, – потом разомнешь лапы и опять спрячешься. Надо пронести тебя в санаторий тайком, а там разберемся, как поступить. Растеряха Дашенька оставила мобильный в купе, но в Сан-Валентино точно есть телефон, номер Манюни я помню. Думаю, завтра ты увидишь свою безответственную хозяйку.
Я подождала, пока поросенок немного побегает, потом, скомандовав:
– Полиция. Таможня. Умри, – упаковала компаньона в сумку, пошла вперед, пытаясь везти чемодан, но его колеса отказывались ехать по гравию. Пришлось поднять багаж и тащить в руке.
До особняка я добрела еле-еле, вошла в холл и разинула рот. Бог мой! Такой красотищи нет даже в поместье моего бывшего мужа Макса Полянского, который в эпоху дикого российского капитализма сделал огромные деньги на торговле куриными яйцами. Потом Максик увлекся теле– и киносъемками, сейчас он владелец огромного производства, выпускает сериалы, полнометражные ленты и стал еще богаче. Правда, яйцами Макс торгует до сих пор, они для него как первая любовь, незабываемы. Сколотив несметное состояние, Макс выстроил особняк площадью пару километров. Я иногда приезжаю к Полянскому в гости, но до сих пор, хоть жилью уже лет десять, так и не разобралась в его географии. Макс всегда любил все яркое, блестящее, огромное, привлекающее внимание, поэтому у него в комнатах повсюду стоят позолоченные скульптуры, с потолков свисают бронзовые люстры с хрустальными каскадами, окна украшены парчовыми занавесками, а на паркете, инкрустированном перламутром, лежат настоящие туркменские ковры ручной работы. Посуда, столовые приборы под стать интерьеру, а краны в гостевой ванной выполнены в виде золотых львов. Однажды, когда я мыла руки, у одного царя зверей выпал глаз. Я подобрала камушек и отдала хозяину дома со словами:
– Попроси приклеить страз на место, а то потеряется.
Макс усмехнулся.
– Дашенция, я терпеть не могу имитаций. Это брюлик, фиговенький, наверное, раз ты его со стекляшкой перепутала.
Но интерьер, который я сейчас обозревала, мог вызвать даже у Полянского тихую зависть.
Глава 4
Широкая белоснежная мраморная лестница с позолоченными перилами начиналась в центре холла. У ее подножия стояли две скульптуры, изображающие арапов с опахалами. С потолка свисало сооружение, напоминающее торт, который подают перед тем, как счастливые и очень обеспеченные новобрачные собираются отбыть в свадебное путешествие. На стенах висели картины в помпезных рамах, оба гигантских холста были мне неизвестны. Но их явно писал не современный живописец.
Перестав изучать интерьер, я в недоумении топталась посередине холла. Где рецепшен? Может, тут пытаются создать для гостей домашнюю обстановку и поэтому у входа нет стойки с улыбчивым портье? Но тогда должны прибежать администратор, горничная или, на худой конец, гарсон, который тащит багаж прибывших в номер.
Сбоку послышалось шарканье, появился старичок в мятом спортивном костюме.
– Добрый вечер, – прохрипел он, – поздненько прикатили. Ужин без вас съели. До завтрака голодной останетесь.
– Не беспокойтесь, – улыбнулась я, – у меня с собой есть немного продуктов.
– Со своей едой сюда нельзя, – произнес пронзительный дискант.
Я повернулась на звук и увидела очень худую девушку.
– У нас строгие правила, – заявила она, – в комнату нельзя вносить еду.
– Лика, иди спать, – заскрипел дед, – тебе вставать ни свет ни заря, я провожу даму в ее покои.
– Какого хрена ты, Гарри, выполз? – разозлилась девица. – Чего пристаешь? Уметайся в свою нору и сиди тихо.
У старичка заметно затряслись руки.
– Ну… раз ты не хочешь, – пробормотал он, – я решил помочь…
– Без убогих обойдемся, – отрезала Лика. – Пойдемте, Дарья, ваша спальня в мансарде. Лифта нет.
Девица начала подниматься по лестнице, но, увидев, что я не спешу за ней, спросила:
– Чего вы ждете?
– Служащего, который отнесет мой багаж, – объяснила я.
Лика выпучила глаза.
– Чемодан тяжелый?
– Не очень, – пробормотала я.
– Думаете, я его попру? – надулась администратор.
– Неужели здесь нет мужчин? – поразилась я.
– Сейчас кликну Гарри, – оживилась Лика, – но у него руки слабые, он саквояж сто раз уронит. Еще у нас Павел работает, но он спит, поздно ведь. Если вы не можете баул втащить, я Павла растолкаю. Постойте тут минут сорок, сразу мужика не разбудить.
Я подхватила чемодан.
– Сама справлюсь.
Лика закатила глаза и побежала вверх, перепрыгивая через ступеньки. Я потащилась за ней, понимая, что обслуживание в санатории никак нельзя назвать первоклассным. Небось и еда тут окажется мерзкой.
