– Журнал был на русском?
– Какой? – не поняла кухарка.
– Ну, тот, где про Эпохова написали, – уточнила я.
– На французском, – фыркнула Зина. – Не сообразила, что мы за границей?
– Сейчас прессу на русском языке можно везде раздобыть, – заспорила я.
– Неси завтрак, – приказала кухарка.
– Как ты могла про день рождения шефа прочитать, если статья на иностранном языке? – улыбнулась я, решив, что поймала собеседницу на лжи.
Не было никакого журнала, кто-то ей про праздник босса на ушко шепнул.
Повариха вздернула подбородок.
– В прошлой жизни я была синхронной переводчицей. Французский-итальянский знаю на уровне толмача наивысшей категории, испанский хуже, на немецком-английском разговариваю, но и только. Можем с тобой по-всякому поболтать, если ты хоть один язык из названных знаешь.
Я хотела сказать, что прекрасно владею французским, но вовремя притормозила и, сконфуженно пробормотав:
– Вовсе не думала, что ты идиотка, – вышла в коридор.
Сзади раздался смешок, Зина сказала мне в спину:
– Если человек картошку чистит и полы моет, сие не означает, что он идиот и всегда такими делами занимался.
– Прости, пожалуйста, – попросила я, оборачиваясь, – честное слово, не хотела тебя обидеть.
– Нет смысла дуться на чужого человека, – заметила Зина, – свои намного сильнее задеть могут. Ладно, зря я в бутылку полезла. Все о’кей!
– В обычной жизни тяжело без друга, а в тюрьме, если нет близкого человека, вообще невмоготу, – продолжила я. – Пожалуйста, не обижайся на меня, давай держаться вместе.
– Хватит стонать, – отмахнулась Зина, потом вдруг тихо добавила: – Если интересно мое мнение, то Нинель Павловна не та, за кого себя выдает. Она не старуха, небось ей лет сорок всего.
– Почему ты так решила? – встрепенулась я. – У нее морщины, волосы седые.
Зина взяла большой чайник.
– Про ботокс слышала?
– Конечно!
– Есть антиботокс.
– Уколы, которые старят? – поразилась я. – Зачем они нужны?
Зинаида показала на свой лоб.
– Разным людишкам требуются, преступникам, например. Колют сюда и в щеки. Срабатывает мгновенно, мышцы собираются, кожа морщится, выглядишь древней бабкой. Существует несколько видов инъекций. Одна на час, потом отпустит, и ты снова персик. Другая надолго, на год или даже больше. Сделала такую – и на двадцать лет старше. Волосы можно покрасить, седой будешь, даже здесь просто финт проделать, есть ополаскиватели в таблетках, их, если знать, что все отнимают при въезде, спрятать легко. Развела пилюлю в воде, на башку вылила, и… ты бабуся. Ты на руки ее глянь и на шею! С внешней стороной ладоней ничего пока делать не научились. У пожилых там полно мелких пигментных пятен, вены выступают, а у Нинель лапки пухлые, молоденькие. И шея не дряблая. Присмотрись к Рогачевой, она не старуха.
– Спасибо, – воскликнула я, – побежала завтрак подавать.
* * *
Я не успела водрузить супницу с кашей в центре стола, как в комнату вошел Борис Валентинович. Из моей груди вырвался вздох облегчения. Уфф, успела примчаться до хозяина.
– Дарья, что у нас сегодня? – ровным голосом поинтересовался тюремщик.
– Манная каша, – услужливо ответила я. – Разрешите вам предложить?
Шеф кивнул, я сняла крышку, опустила в супницу половник и поняла: что-то не так. Половник не провалился в кремовую массу, он от нее отскочил.
В столовую почти неслышно вошла Зинаида, поставила около супницы большой чайник с кипятком и испарилась.
Я опять сделала попытку зачерпнуть манку и снова не смогла осуществить задуманное.
– Ну? – нахмурился профессор.
– Можно мне тоже кашки? – застонал Леонид.
– Ешь икру, – велел Эпохов, – это твоя привилегия.
– Ну, пожалуйста, ну очень прошу, разрешите хоть капельку, – заныл Деревянко.
Я снова потыкала половником в содержимое супницы и ощутила холод между лопатками. Стало понятно, что произошло. Когда мы с Зиной услышали шаги Лики в коридоре, спохватились, что за разговором совершенно забыли про завтрак. Я схватила пакет с крупой и высыпала все содержимое в молоко, не подогрев его предварительно. Манка, пока стоит на огне, всегда жидкая, но стоит выключить газ, как она начинает быстро густеть. А сегодня процесс пошел стремительно, потому что я перелила нелюбимую почти всеми детьми еду в холодную супницу и сварила ее неправильно. Кило крупы на литр молока – это очень-очень много. И теперь мою стряпню невозможно зачерпнуть половником, ее надо резать ножом. Хотя, судя по тому, как столовый прибор отскакивает от содержимого супницы, чтобы «отщипнуть» кусочек, потребуется долото с молотком или циркулярная пила. И что делать? Сколько раз за последние два дня я задаю себе этот вопрос!
За окном раздался оглушительный грохот, висевшая над столом лампа мигнула и погасла.
– Ой, ой, ой, – заголосила Рита.
– Ба-бах, – прозвучало с улицы, – ба-бах.
– Война началась, – закричала Нинель, – нас всех убьют! Прячьтесь скорей!
– А-а-а-а, – завопила Алиса, – а-а-а-а!
– Соблюдайте спокойствие, – приказал Борис Валентинович, – началась гроза. Обычное дело в октябре в этой местности. Гремит гром. Электричество отключилось, сейчас заработает аварийный генератор, ему для разгона требуется пять минут. Кто запаникует, очутится в катакомбах.
– Давайте споем песенку, – дрожащим голосом предложила Алиса, – я всегда так делаю, когда страшно.
– «По долинам и по взгорьям шла дивизия вперед, – заорала Нинель, – чтобы с боем взять Приморье – белой армии оплот…»
– Таких слов я не знаю, – пискнула Алиса. – «Пусть бегут неуклюже пешеходы по лужам, а вода по асфальту рекой…»
Я схватила чайник. Если злая судьба загнала тебя в комнату и заперла окна-двери, не падай духом, оглянись по сторонам и непременно заметишь щель в стене, через которую, пусть и ободрав в кровь бока, выползешь наружу. Каша напоминает ледяной каток? Но мой добрый ангел-хранитель позаботился о горячей воде.
Глаза успели привыкнуть к темноте, да она и не была кромешной, очертания предметов хорошо просматривались. Стараясь не производить шума, я мигом налила в супницу кипятка и начала давить кашу половником, спустя секунду из груди вырвался вздох облегчения. «Резиновая» масса стала мягкой. И тут вспыхнула люстра.
На секунду я зажмурилась, потом приоткрыла один глаз.
– Где мой завтрак? – холодно спросил тюремщик.
Я наполнила тарелку и с поклоном протянула ее Эпохову, затем одарила кашей остальных, не забыв про себя, села и постаралась унять сердцебиение.
