– Потому – что? – перебил меня таможенник.
– Он умер, – лихо соврала я. – Зачем трупу паспорт?
Андрей свел брови в одну линию.
– Труп свиньи нельзя перевозить в купе. Мертвец следует в багажном вагоне, в гробу или в спецупаковке. Должно быть разрешение на перевозку покойника. Покажите его!
– Вы меня неправильно поняли, – начала выкручиваться я, – вернее, вы очень умный, это я неправильно выразилась, Роджер скончался, но не до конца.
– Не понимаю, – еще сильнее нахмурился представитель таможни.
– С одной стороны, он жив, а с другой – уже нет, – заюлила я. – Паспорт не могут дать, потому как организм более не функционирует, а покойником Роджи не признают, поскольку он… он… он…
– Он? – повторил Андрей. – Он что?
– Чучело! – выпалила я. – Вроде мумии поросенка.
– Чучело? – повторил досмотрщик и пощупал Роджера. – Оно не пустое внутри.
– Конечно, – кивнула я, – шкуру всегда чем-нибудь набивают.
– И теплое, – договорил Андрей, – чучела не такие. У моего тестя в гостиной стоит лиса, она холодная.
Я опять включила блондинку.
– Замороженная?
– Нет, – возразил Андрей, – не ледяная, просто прохладная, ваша свинья намного теплее, и она дышит. Видите, грудь поднимается-опускается.
Из-за горячего желания спасти Роджи от карантина во мне пробудилась буйная фантазия.
– Ну конечно, поросенок шевелится. Говорила же вам, он жив и мертв одновременно, это новое слово в чучелостроительстве, полная имитация реально существующего организма, внутри спрятан моторчик, который никогда не ломается.
– Вечного двигателя не существует, – возразил дотошный досмотрщик.
Но я была начеку.
– Я говорю о так называемой атомной батарейке, она рассчитана на двести лет.
– Радиоактивные вещества запрещены к вывозу, – тут же отреагировал Андрей.
– Ну что вы, – засмеялась я, – просто название такое, внутри ничего опасного нет, фирма, которая делала чучело, называется «Атомное животное».
– М-да, – крякнул Андрей, но не ушел.
Чтобы наконец избавиться от назойливого офицера, я схватила Роджера и встряхнула его. Поросенок продолжал гениально изображать мертвеца, он повис переваренной макарониной в моих руках, а я заулыбалась во весь рот.
– Ну? Разве живой мини-пиг станет так себя вести?
– Нет, – после небольшого раздумья согласился досмотрщик и вдруг поинтересовался: – А что в пакете?
– В каком? – заморгала я.
– В этом! – повысил голос представитель таможни.
С одной стороны, я радовалась, что дядька отвязался от мини-пига, но с другой – мне стало тревожно, лишиться деликатесов не хотелось.
Я изобразила идиотку.
– Где? Не вижу.
– Да вот же он, – процедил Андрей, потянулся к полиэтиленовому пакету, и тут Роджер оглушительно пукнул.
«Не надо было угощать его виноградом», – пронеслось вихрем в моей голове. Офицер мигом забыл про продукты.
– Что это за звук?
Я потупилась.
– Простите. На нервной почве желудок взбунтовался.
По купе пополз характерный запах, Андрей смутился. Я положила поросенка прямо на кулек с прекрасной белорусской едой и уставилась на таможенника с выражением горячей бескорыстной любви во взоре. И тут Роджер опять громко испортил воздух.
– Эй, да это мумия безобразничает, – изумился Андрей, – значит, она живая и обязана иметь паспорт.
– Чучело иногда выпускает воздух, который скапливается внутри, – объяснила я, – это естественный процесс.
Не говоря ни слова, Андрей вышел в коридор, я перевела дух, схватила кулек с сыром-индюшатиной-творогом-сметаной, запихнула его под подушку, навалилась на нее спиной и замерла. До ушей долетело попискивание, затем прорезался негромкий голос таможенника:
– Николай, совет нужен. В вип-вагоне баба, россиянка, с ней чучело свиньи. Оно странное, теплое, дышит, пердит, но ведет себя, как покойник. Нет, не пил я ничего. Свин лежит, не шевелится, пассажирка его трясет, он молчит. Нет, не ветчина, не колбаса, он в шубе. Но она не свиная, скорей уж собачья или овечья, кудрявая. Нет, я не ел грибы, которые Оля вчера насобирала. Это не свинья в пальто, оно не снимается, типа шкура. Может, ты сам Нинкиных суточных щей похлебал и теперь не способен понять, че тебе втолковывают? Оно чучело! Так баба говорит. На батарейках! Ща спрошу.
Андрей заглянул в купе.
– Ваша свинья какого производства? Кто ее сделал?
– Человек, – заулыбалась я, – таксидермист.
– Страна какая? Германия? США? Франция?
– Россия, – уточнила я, – только наши люди могут создать истинный шедевр.
Андрей пропал из виду. Через минуту я опять услышала, как он ведет тихий разговор:
– Николай! Кабан российский. Его сделал таксист. Откуда я знаю! Может, у шофера хобби такое идиотское. Ща!
Таможенник снова вошел в купе.
– Год смерти свиньи уточните.
– Одна тысяча восемьсот девяностый, – выпалила я первое пришедшее на ум число.
– Антиквариат! – подпрыгнул мужик. – Предъявите бумаги, разрешающие вывоз старины.
Я захлопала ресницами и мигом поняла, что надо сказать.
– Вы о чем? Разве тысяча девятьсот восьмидесятый год древность? Боже! Намекаете, что я старуха Изергиль?[3]
– Откуда старуха? – не допер Андрей. – Из какого города? Ергиль? Бабушка следует с вами? Позовите ее! Во время таможенного досмотра пассажиры должны находиться на своих местах.
– Я путешествую одна, – заверила его я.
– Старуха из Ергиля – ваша соседка? – не утихал Андрей.
– Она давно умерла, – вздохнула я.
– Провозите ее тоже как чучело? – насторожился офицер. – Предъявите мумию.
– Извините, я просто неудачно пошутила, – забормотала я.
– Какой год изготовления свиньи? – насупился Андрей. – Уточните медленно и четко.
– Тысяча девятьсот восьмидесятый, – повторила я.
Дознаватель выскользнул в коридор.
– Николай! Кабан современный. Ясно.
Послышались тяжелые шаги, скрип двери соседнего купе и бас Андрея:
– Алкоголь, сигареты имеются?
Я шумно выдохнула, закрыла дверь и весело произнесла:
– Роджер, таможня ушла, полиции нет!
Поросенок вскочил и кинулся меня целовать, я погладила его.
– Ты умница, самый прекрасный мини-пиг на свете, а уж какой мудрый! Просто нечеловечески сообразительный поросенок.
