Раввинкин уже полулежал под дубом. Вместо здрасте, он взволнованно замельтешил:
– Как жить?! Вчера решил выпить четвертинку. Ну, как обычно, ты ж понимаешь! Купил. Решил к этому присовокупить пару пива. Стою у ларька, размышляю. Дело-то ответственное. Вдруг не то купишь. Подходит барышня. И мило так, с задумчивостью, говорит: «Молодой человек, можно вас угостить пивом?» Я аж подпрыгнул, если бы умел прыгать. Во-первых, молодой человек! Это в мои-то годы, неумолимо приближающиеся к полуночи. Ну, к полтиннику! И потом, это же какая экономия! Короче, я расцвел сиреневым цветом. Она и правда купила четыре «Баварии» и поволокла меня в Измайловский парк. Мы сели на бревно. Болтаем. Вокруг машут крыльями птички и стрекозы. Цветочки-лепесточки что-то задумчиво блеют на ветру. Настроение – лепота. Я до того расчувствовался от халявного пива, что предложил ей выпить мою четвертинку! Выпили. Анжелика ее вроде зовут. Светленькая такая. Я, как воспитанный человек, ну, ты меня знаешь, только минут через двадцать после знакомства решился ухватить ее за попу. Так что ты думаешь?! Она сразу хрясь по роже! И орать! Я, мол, лесбиянка! Мол, думала, вы приличный человек! Мол, и вообще, у меня муж есть! Заплакала и убежала.
Раввинкин, горестно покачивая головой, достал дежурную, уже початую, четвертинку и резко глотанул.
– Вот и верь после этого женщинам. Водки взял? А это кто с тобой?
– Взял, взял. А это Вероника. Моя сотрудница.
– Ну, рад. А вы часом не лесбиянка? А в принципе мне уже все равно. Водка-то есть!
Все пространство вокруг Шереметевского дворца в парке было заполнено черт-те чем. И кем. Это напоминало вечера отдыха в санатории времен развитого социализма. Люди бросали на меткость палочки в какую-то дырочку. Бегали в мешках. Где-то вдалеке даже перетягивали канат. С американским флажком, естественно, в виде маркера, посредине веревки. От изобилия звезднополосатости перед глазами плыли сине-красные круги, напоминая о психологических тестах для поступления в дурдом.
Дебильноватый гражданин с бороденкой а-ля антилопа гну, в цилиндре, в полосатом сюртуке стоял на ходулях и проводил викторину по знанию американской истории. При мне немолодая уже среднерусская бабища расплакалась, когда не смогла ответить на элементарнейший вопрос: когда компания «Кока-кола» перешла на выпуск жестяных банок? Чтобы ее хоть как-то утешить, соратник этого ходульника, маленький толстый американец в шортах на ляжках, улыбаясь, подарил ей воздушный шарик с надписью этой самой колы. Бабища расцвела и поскакала вдаль.
Вокруг ходили какие-то непонятные существа в костюмах инопланетян, динозавров, мышей, макдоналдсов и прочей нечисти. В полотняных палатках давали подписывать петиции в поддержку какой-то резолюции американского конгресса. Причем у палаток стояли очереди из наших людей, жаждущих поддержать свободу выбора американцев. Все это мероприятие происходило под надзором гвардейцев, бьющих в барабаны, в форме времен войны Севера и Юга. Со стороны это напоминало, ну, скажем, очередь крепостных крестьян, идущих по доброй воле к барину на порку. Да, очень занимательно было и то, что за кока-колой тоже стояла огромная очередь. Хотя в тридцати метрах, за территорией парка можно было купить то же самое в любом ларьке. Как тут не задуматься о загадочной русской душе?!
Пока я из любопытства шнырял в поисках приключений, Вероника с Раввинкиным уже расположились на травке. И оживленно беседовали, точнее Андрей размахивал руками, а девушка только кивала. Подходя, я услышал только концовку их дискуссии.
– Да все бабы шлюхи! – обреченно опустив шнобель в пластиковый стаканчик с водкой, выдохнул Андрюха.
– Ну не скажи, не все, – воодушевленно отвечала ему перевоспитываемая проститутка Вероника. – Я вот, например, мечтаю всю жизнь любить только мужа и умереть в один день…
– Как Чаушеску! – внес некоторую пошлость в их одухотворенную беседу я. – Мне-то хоть немножко оставьте.
– Вот-вот, – несколько оживился Раввинкин. – Кстати, о Чаушеску! Вчера приходит ко мне в гости сосед Саша. С пятнадцатого этажа. Невменяемый. Как обычно. Принес водку. Выпили-закусили. Я ему: «Скажи, Александр, почему у тебя дома никаких животных нет? Ты что, их не любишь, что ли? Вот у меня кошка Муся, например, есть».
А этот идиот выпучил глаза и говорит: «А я сам животное!»
Ну, конечно, выпили еще. Я уж давно забыл, о чем говорили. Прошло около часа. Саша собрался идти в магазин. Перед самой дверью резко обернулся и, словно очнулся, выпалил: «Млекопитающее!»
А ты говоришь, Чаушеску!
Я выпил водки. Потом еще.
К моему уху склонилась Вероника и несколько испуганно зашептала:
– Коль, а он правда, что ли, работает на телевидении?! Продюсер по новостям на самом главном канале?!
Я утвердительно дернул головой. Вероника тоже, но в другую сторону. Типа, ох!
Раввинкин жил какой-то автокефальной жизнью. То разговаривал сам с собой, то вдруг требовал нашего повышенного внимания к высказанной им очередной околесице.
– Ну вот, я и говорю. Значит. Чем отличается нормальная женщина от шлюхи. Объясняю. Нормальную женщину можно купить, не знаю, любовью, искренностью, самопожертвованием, да даже деньгами, в конце концов, ничего дикого! А шлюху купить нельзя, ее только можно взять в аренду! Вот я и говорю. С женщинами, значит, надо вести себя как с кавказцами! Если в начале общения, при знакомстве, ну, когда первый раз трахнул, понимаешь меня, дал слабину, все! Будут считать тебя мурлом тряпочным, сядут на шею и вообще! А если показал силу и мощь или хотя бы равнодушие, то будешь уважаемым человеком. Почти пионером-героем! А то тут звонит одна шлюха из борделя любимого, ну, на Рождественском бульваре, ты знаешь, и говорит, так взволнованно прям: «Андрюшенька, милый, я так по тебе соскучилась, так хочу тебя видеть… Давай хоть ненадолго встретимся, ну хоть по две пятьсот!» Это как называется?! Скажите мне, ну где интимность существования?! Где самообитание души и сердца?!
Дальше его вообще понесло в глубь веков. Он непостижимым образом связывал свою непреодолимую тягу к борделю на Рождественском с тем, что, по архивным данным, именно там был ранен князь Пожарский во время битвы с поляками в Смутное время.
Между тем веселье в парке набирало обороты. Люди водили хороводы вокруг убогой, отдельно стоящей березки, украшенной маленькими американскими флажками. Наиболее отважные выстроились в очередь к воздушному шару той же расцветки, который на предохранительной веревочке должен был вскорости взмыть в небо.
В динамиках играла миллеровская «Серенада Солнечной долины». Очень уважаемая мной мелодия. Лет десять назад я очень любил кафешку при консерватории. Там был прекрасный тапер. Василий вроде. Или Александр. Когда я заходил, он без слов начинал играть Гленна Миллера. Это было всегда неожиданно, приятно, но вполне объяснимо. Я по пьянке в него столько денег вбухал, заказывая мелодии, что на эти деньги можно было легко содержать Большой симфонический оркестр! Да, между прочим, в этом общепите стоял настоящий рояль Чайковского. На котором, собственно, и бренчал Василий. Или Александр. Рояль в свое время хотели перевезти куда-то в музей, но то ли машины не было, то ли завхоз запил, и его временно поставили в кафе, чтоб потом далеко не тащить. И естественно, забыли. Ну и стоял он там успешно лет шестьдесят. Сейчас не знаю. Давно не был.
